Первый успех советской дипломатии: генуэзская конференция 1922 г
Скачать реферат: Первый успех советской дипломатии: генуэзская конференция 1922 г |
|||
|
|
План реферата
1. Введение
2. Подготовка конференции
3. Первый успех
4. Спор о долгах
5. Рапалльский договор
Заключение
Использованная литература
1. Введение
В апреле-мае 1922 года состоялась историческая встреча представителей молодого Советского государства с искушенными дипломатами и государственными деятелями стран Запада в древнем купеческом городе Генуе, расположенном на берегу Лигурийского залива Средиземного моря. Когда-то Генуя была одной из самостоятельных республик Италии, славилась своей коммерцией, мореплаванием и считалась родиной банковского дела. И не случайно Генуэзская конференция собралась под сводами «Палаццо Сан-Джорджо», в здании купеческой палаты и банка «Святого Георгия».
Через три года по окончании войны в Европе еще не была ликвидирована экономическая разруха и почти ничуть не изменился удушливый и чреватый новыми войнами и конфликтами климат, созданный на мирной конференции в Версале. Западноевропейские государства не могли добиться восстановления своей экономики, опираясь лишь на собственные средства, ибо восстановление экономики послевоенной капиталистической Европы без участия России оказалось непосильным делом для тех, кто вершил судьбы народов подавляющей части континента. В связи с этим государственные деятели западных стран делали вывод о необходимости привлечь Советскую Россию к общему процессу хозяйственного возрождения Европы. К тому же, инициатор этой идеи Ллойд Джордж надеялся укрепить свое шаткое положение и падающий престиж в Англии каким-либо большим позитивным внешнеэкономическим успехом.
Через два года после Генуи Г. В. Чичерин так писал о политической обстановке, сложившейся примерно за год- полтора до Генуи: «...В период торговых и предварительных договоров у иностранных правительств развивается взгляд, что Советская власть сама собой перерождается в буржуазную. Этот взгляд лег в основание планов Ллойд Джорджа, связанных с Генуэзской конференцией. Те чрезвычайно предупредительные отношения, которые Советская власть встретила со стороны капиталистических правительств в Генуе, объясняются именно тем, что эта конференция рассматривалась вначале иностранными правительствами как нечто вроде возвращения блудного сына в отеческий дом».* * Чичерин Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1961. С. 325—326.
Антанта и побежденные ею страны еще не отказались от блокады Советской России. Правда, к этому времени советской дипломатии удалось пробить брешь в возведенной против нее стене. В частности, в 1920—1921 гг.
Советская Россия заключила мирные договоры с Эстонией, Латвией, Литвой, Финляндией и Польшей; установила с некоторыми из них, а также с Турцией и Афганистаном, торговые и дружеские отношения. Но, тем не менее, этого было недостаточно. Страна нуждалась в более емком рынке для своих товаров и в импорте той продукции, которую могли бы поставить ей только индустриально развитые страны Запада.
2. Подготовка конференции
6 января 1922 г. Верховный Совет Антанты единогласно принял резолюцию о созыве в первых числах марта в Генуе европейской конференции по экономическим и финансовым вопросам, в работах которой примут участие все европейские державы, в том числе Германия, Австрия, Венгрия, Болгария и Босния.
Как выяснилось впоследствии, само приглашение именно в Геную явилось результатом «исторической случайности» - недостаточного знания Ллойд Джорджем, инициатором конференции, французского языка...
Дело в том, что в Каннах при обсуждении вопроса о выборе места для конференции с большим числом государств-участников, включая Советскую Россию и Германию, итальянский делегат крикнул с места по- французски: «Генуя». Ллойд Джордж по-английски ответил: «Согласен», думая, что речь идет о приглашении в Женеву. Слова «Генуя» и «Женева» по-французски звучат почти одинаково («Жен» - Genes; «Женев» - Geneve).
Признать свою ошибку Ллойд Джорджу не хотелось, и конференция состоялась в Генуе.
7 января 1922 г. по поручению Верховного Совета союзных держав итальянское правительство передало приглашение правительству России принять участие в будущей конференции. «Вследствие принятого на днях Верховным Советом решения, - говорилось в меморандуме, врученном итальянским правительством российской торговой делегации в Риме, - в Италии в марте созывается экономическо-финансовая конференция, в которой примут участие все европейские государства. Итальянское правительство в согласии с Великобританией считает, что личное участие в этой конференции Ленина значительно облегчило бы разрешение вопроса об экономическом равновесии Европы. Королевское министерство иностранных дел просит российскую торговую делегацию самым срочным образом сообщить в Москву о желании королевского правительства, чтобы Ленин не преминул принять участие в конференции».* * Внешняя политика СССР. Сб. документов. М., 1944. Т. II, с. 239.
8 января 1922 г. правительство Советской России сообщило, что оно с удовлетворением принимает приглашение на европейскую конференцию. «Даже в том случае, - указывается в ответе, - если бы Председатель СНК Ленин, вследствие перегруженности работой, в особенности в связи с голодом, был лишен возможности покинуть Россию, тем не менее состав делегации, равно как и размеры предоставленных полномочий, придадут ей такой же авторитет, какой она имела бы, если бы в ней участвовал гражданин Ленин. Таким образом, ни в коем случае со стороны России не будет каких-либо препятствий к быстрому ходу работы конференции».* * Там же, с. 239.
27 января 1922 г. чрезвычайная сессия ВЦИК приняла постановление о составе делегации в Геную: «Председатель делегации - Председатель Совета Народных Комиссаров и член Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета товарищ Владимир Ильич Ульянов (Ленин); заместитель председателя - народный комиссар по иностранным делам, член Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Георгий Васильевич Чичерин, со всеми правами председателя на тот случай, если обстоятельства исключат возможность поездки товарища Ленина на конференцию».* * Документы внешней политики СССР. Т. 5, с. 67.
В состав делегации вошли виднейшие советские дипломаты того времени - Л. Б. Красин, М. М. Литвинов, В. В.
Воровский, а также были включены представители республик.
С самого начала В. И. Ленин предложил Центральному Комитету РКП(б) взять всю подготовку к Генуе непосредственно под свое наблюдение. Уже 16 января 1922 г., т. е. через восемь дней после ответа РСФСР на приглашение Бонами, В. И. Ленин в записке на имя членов Политбюро ЦК РКП(б) писал, что «надо взять этот вопрос под ближайшее, непосредственное наблюдение Политбюро».
Огромную работу в связи с конференцией проделал Г. В. Чичерин. Ему было поручено возглавить комиссию по подготовке к Генуе. В нее вошли также Г. М. Кржижановский, Н. Н. Крестинский, А. А. Иоффе, Г. Я. Сокольников и С. С. Пилявский (секретарь).
Очень скоро после приглашения Советской России на Генуэзскую конференцию на входной двери в кабинет Г. В.
Чичерина появился картонный плакат с надписью:
«С наркомом запрещено говорить о Генуе». Бесконечные вопросы едва ли не всех приходивших к Чичерину
по самым разным делам: «Ну, как идет подготовка к Генуе?» или «Что вы, Георгий Васильевич, думаете о перспективах
Генуи?» - без нужды отвлекали его от той огромной работы, которую он вел.
Генуей. Секретарю комиссии С. С. Пилявскому он писал: «Наша делегация должна будет иметь с собой памятные записки по всем вопросам, и к ним должны быть приложены материалы исторические, юридические и прочие.
Необходимо, чтобы наши делегаты могли в любой момент положить на стол любой документ, требующийся для обоснования нашей позиции». Н. Н. Крестинскому, полпреду в Берлине, он поручает приобрести необходимую иностранную литературу по вопросам мировой политики, истории и права и т. п.
Нечеловеческая физическая нагрузка, неустройство быта, постоянные недоедания, холод вызвали у Чичерина обострение старой болезни. Георгий Васильевич нуждается в лечении и длительном отдыхе. В. И. Ленин настаивал на его уходе в отпуск до начала конференции. В двух письмах в Политбюро от 15 января 1922 г., ссылаясь на неналаженность работы из-за отсутствия достаточно подготовленных кадров и на то, что в НКИД нет человека, знающего весь круг вопросов, Чичерин отказывается от отпуска. Передача дел и введение кого-либо в курс всей работы наркомата потребовали бы нескольких месяцев, что решительно невыполнимо в период напряженной работы при подготовке к Генуэзской конференции. «В настоящее время отпуск, - утверждал Чичерин, - равносилен для меня полному уходу...»* * Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 118.
16 января Ленин, беспокоясь, пишет В. М. Молотову для всех членов Политбюро: «Бумажки Чичерина доказывают, что он болен. Надо спешно запросить лучших врачей, что лучше: «Отложить ли весь отпуск ему (полугодовалый) до или после Генуи? Вынесет ли он? Или тотчас отдых на месяц, на пять недель, и остается две недели до 8.03, а после Генуи особо?»* * Там же, с. 118.
О руководящей, направляющей роли В. И. Ленина в период подготовительных работ Г. В. Чичерин позднее писал: «Хотя зимой 1921—1922 гг. Владимир Ильич долгое время жил за городом, но вопросами, связанными с созывом Генуэзской конференции, он близко и горячо интересовался. По этому поводу им был написан ряд записок, и общее содержание наших выступлений в Генуе было установлено на основании его личных записок.
Его инициативе принадлежала мысль связать разрешение вопроса о долгах с предоставлением нам кредитов.
Когда перед нашим отъездом в Геную мы обсуждали текст нашего выступления при открытии конференции и когда при этом предлагались обличительные фразы в духе наших крепких выступлений, Владимир Ильич написал приблизительно так: «Не надо страшных слов».* * Чичерин Г. В. Указ. соч., с. 284.
Но когда Ленин увидел, что правящие круги западных держав умышленно затягивают созыв конференции, он предложил Наркоминделу направить ноту протеста. В записке, написанной 25 февраля 1922 г. членам Политбюро, В. И. Ленин писал: «Я с особенной энергией поддерживаю мое посланное вчера предложение: поручить Чичерину отправить как можно скорее архиядовитую ноту с предложением назначить точный срок».* * Документы внешней политики СССР. Т. V. С. 64.
В будущую декларацию Советского правительства В. И. Ленин предложил включить дополнительно еще два пункта: об отмене военных долгов и о пересмотре Версальского и всех военных договоров, которые были заключены между государствами после первой мировой войны. «Товарищ Чичерин! - писал В. И. Ленин. - Почему нам не съядовитничать (и «по-доброму») еще дополнительно: мы предлагаем отмену всех военных договоров и пересмотр Версальского и всех военных договоров, но не на основе майоризации меньшинства большинством, а на основе соглашения, ибо мы, выступая здесь, как купцы, никакого иного принципа здесь, кроме купцовского, не можем выдвинуть? Мы не хотим майоризировать С. Штаты; мы купцы; мы хотим уговорить их! Опрос всех государств и попытка уговорить несогласных из них. И добро, и неприемлемо для буржуев».* * Рапалльский договор и проблема мирного существования. М., 1963. С. 134.
Ленин, выстраивая предполагаемую линию поведения советской делегации, стремился, чтобы было «и ядовито, и по-доброму». Он считал, что это «поможет разложению врага». « При такой тактике, - говорил он Чичерину, -
Позиция Советского правительства в связи с Генуей была предельно ясной и конкретной. В. И. Ленин так охарактеризовал ее: «Мы с самого начала заявили, что Геную приветствуем и на нее идем; мы прекрасно понимали и нисколько не скрывали, что идем на нее как купцы, потому что нам торговля с капиталистическими странами (пока они еще не совсем развалились) безусловно необходима, и что мы идем туда для того, чтобы наиболее правильно и наиболее выгодно обсудить политически подходящие условия этой торговли, и только».* * Там же, с. 136.
3. Первый успех
Глава советской делегации Председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич Ленин не смог прибыть в Геную. Но и в России, и за рубежом хорошо знали, что вся деятельность делегации будет проходить под повседневным руководством главы государства. Недаром в ходе конференции некоторые из западных дипломатов выражали крайнее недовольство постоянной связью делегации с Москвой.
Еще 16 января 1922 г. Ленин приказывал: «Тотчас найти лучших и вполне надежных шифреров, поручив им подготовить к Генуе самые надежные шифры (с ключами, меняющимися каждый день) на весь период Генуи».* * Ленин В. И. Полн. соб. соч., т. 54, с. 118.
Непосредственное руководство В. И. Лениным работой делегации было затруднено. Довольно ненадежная связь по телеграфу осуществлялась через Лондон, но не всегда была в распоряжении делегации. Здесь сказалась забота В. И. Ленина о шифрах, которые, безусловно, пригодились. Однако сообщения доходили не особо быстро, примерно через 15—17 ч или даже через сутки.
Другой, более надежный вид связи - через дипкурьеров - был крайне длителен. Поездка из Генуи в Москву в лучшем случае длилась четыре-пять дней. Надо отметить, что Г. В. Чичерин относился к связи с Москвой крайне тщательно, вплоть до того, что сам запечатывал пакеты, а получив новые данные, посылал материал на автомашине вдогонку поезду.
Советское правительство и Ленин, разумеется, беспокоились о трудностях связи. В частности, по указанию Совнаркома заместитель наркома иностранных дел Л. М. Карахан 15 апреля поручил В. В. Воровскому заявить протест итальянскому правительству по поводу тяжелых условий работы и связи делегации и потребовать предоставления прямого провода через Берлин и Варшаву.
К этому следует добавить, что ознакомление с положением в Генуе затруднялось систематической дезинформацией западной прессы. Характерно, что «Известия» и «Правда» были вынуждены на своих страницах оговаривать, что за отсутствием иных данных печатают непроверенные сообщения буржуазных агентов. Полный текст речи Чичерина от 10 апреля московские газеты напечатали лишь через несколько дней! Публика буржуазных стран, «нафаршированная» до отказа различного рода легендами, баснями, клеветой и небылицами об этих «страшных большевиках-разбойниках», с нетерпением ожидала того момента, когда она могла бы посмотреть на живых, а не созданных ее воображением под влиянием пропаганды, большевиков, да не «простых», а дипломатов. «Кто будет возглавлять советскую делегацию?», «Из кого она будет состоять?», «Приедет ли в Геную Ленин?», «Во что будут одеты большевики?», «Прибудут ли они во фраках или в дубленых полушубках и с обязательным атрибутом - ножом в кулаке?» и т. п. - все эти вопросы были предметами споров и дискуссий, догадок и воображения не только бюргеров и обывателей западных стран, а многих газет, и не только бульварных, но и претендующих на солидность.
Если обывателей интересовала главным образом внешность членов советской делегации, то людей проницательных и дальновидных беспокоило другое: как поведут себя представители Красной России, сумеют ли они противопоставить что-либо дипломатам европейской школы, с каким намерением едут русские в Геную - будут ли они упорно отстаивать интересы слабой и еще молодой республики или капитулируют и позволят увлечь себя в фарватер западного мира? 6 апреля делегация прибыла в Геную. Советских представителей разместили в курортном местечке Санта- Маргарита, в отеле «Палаццо империале». Советскую делегацию тщательно «оберегали». Санта-Маргарита кишела карабинерами и сотрудниками тайной полиции. В заливе против отеля стоял на приколе крейсер, который прикрывал доступ с моря.
Итальянские власти хотели Италию обезопасить от красных».* * Цит. по: Зарницкий С., Сергеев А. Чичерин. М. 1975. С. 185—186.
Сообщая НКИД о первых днях пребывания в Генуе, Георгий Васильевич Чичерин писал: «Итальянское правительство проявляет величайшую любезность. Вообще, с новым министерством у товарища Воровского установились дружественные отношения. Но обилие мер предосторожности имеет явной целью изолирование нас от контактов, внушающих опасение правительству. В первые дни доступ к нам был почти совершенно невозможным даже для журналистов. Тов. Воровский поднял скандал, и уже на второй день журналисты и фотографы к нам хлынули, и стала приходить разнообразная публика... Газетных интервью дал большое количество, имея ввиду подготовку настроения для нашего пацифистского выступления».* * Там же, с. 185—186.
10 апреля в старинном генуэзском дворце Сан-Джорджио состоялось торжественное открытие конференции.
Войдя не без трудностей в зал заседания, «Зал сделок», как он назывался, советские делегаты двинулись гуськом к своим местам. По залу прошел гул. Возгласы: «Большевики! Большевики!» - выделились из общего шума зала, где уже сидели все делегации.
Первое заседание конференции началось в 3 ч 5 мин. Премьер Италии Факта в качестве главы правительства страны, где созвана конференция, встал и произнес вступительную речь. Его же избрали председателем конференции. Факта занял председательское место и выступил с декларацией итальянского правительства. Он говорил об экономическом хаосе и даже «экономической анархии» в Европе. Вторым выступил британский премьер Ллойд Джордж. Он сказал: «Мы участвуем в этом собрании на началах абсолютного равенства. Это лишь в том случае, однако, если принимаем равные условия».* Ллойд Джордж говорил об экономической разрухе в Европе, преодолеть которую можно только совместными усилиями.
Чичерин выступал седьмым. Все те, кто присутствовал на этом заседании, обратили свои взоры на его скромную фигуру, он стоял, выжидая несколько секунд. Он начал свою речь на французском. Чичерин произнес ее спокойно, не очень громко, певучим голосом, который был слышен всем присутствующим в зале. Речь длилась свыше 20 мин и была выдержана в важнейших, принципиальных положениях советской программы, с которой делегация «приехала на конференцию в Геную». Вот эти положения: «Мирное экономическое сосуществование между двумя системами собственности - капиталистической и социалистической; равноправие обеих систем; всеобщее для всех государств сокращение вооружения; план всеобщего экономического восстановления Советской России с участием иностранного капитала в разработке природных богатств, при полном сохранении суверенитета РСФСР; перераспределение золотых запасов между всеми странами и т. д.». Заканчивая свою речь, Чичерин со всей ясностью отметил готовность Советской России «поддержать все попытки, направленные хотя бы к паллиативному улучшению мирового хозяйства и к устранению угрозы новых войн».* * Там же, с. 185—186.
Речь Чичерина была выслушана с огромным вниманием, почтительностью и доброжелательностью всеми присутствующими, при полной тишине в зале. Никто не шелохнулся. Чичерин говорил свою речь наизусть, редко заглядывая в листы, лежавшие перед ним на столе. Когда речь была закончена, в зале могла бы вспыхнуть бурная овация, если бы председатель Факта и персонал конференции не дали понять, что аплодисменты «неуместны».
«Надышанный толпою воздух зала, где в продолжение четырех часов не смолкали речи, словно прорезал электрический разряд», - писал очевидец этого события Эрнест Хемингуэй.* * Там же, с. 185—186.
Еще до начала конференции Чичерину стало известно, что Ллойд Джордж знает лишь английский и кельтский языки. И он решается на поступок, который, может быть, и не предусматривается никакими процедурными правилами, но который сразу же привлекает к советскому дипломату еще больше внимания: Чичерин повторил
Воздействие и впечатление от речи Чичерина, которая теперь была понятна всем, были настолько неотразимы, что гром аплодисментов, прервав все преграды дипломатического этикета, были как бы естественной реакцией на эту речь, богатую своим содержанием, и на исключительные лингвистические способности Чичерина.
Американский наблюдатель Чайлд, при всей своей ненависти к Советской республике, вынужден был признать в своем донесении государственному департаменту, что при открытии сессии Генуэзской конференции самым ярким, самым сильным выступлением была речь Чичерина. «В этой речи,— сообщал он, - очень сильно прозвучало заявление о том, что Советская Россия предлагает мир и требует разоружения».
Но на это руководитель французской делегации Луи Барту возразил: «Но имеется еще третий вопрос, обсуждение которого Франция отвергла, и я не выполнил бы своих обязанностей главы французской делегации и представителя Франции, если бы теперь же не заявил энергичного протеста по поводу этого вопроса. Господин Чичерин заявил от имени российской делегации о своем намерении внести в прения на Генуэзской конференции вопрос о разоружении. Вопрос этот исключен, он не стоит в порядке дня комиссий. Вот почему я говорю просто, но очень решительно, что в тот час, когда, например, российская делегация предложит первой комиссии рассмотреть этот вопрос, она встретит со стороны французской делегации не только сдержанность, не только протест, но точный и категорический, окончательный и решительный отказ».* Чичерин тут же парировал: «Что касается вопроса о разоружении, я не знаю официального отношения к нему правительств держав, от которых исходит приглашение. Французскую точку зрения мы знаем лишь по декларации, сделанной г. Брианом в Вашингтоне, в которой говорится, что причиной, по которой Франция отказывается от разоружения, является вооружение России. Поэтому мы предполагаем, что если Россия согласится на разоружение, причина, указанная г. Брианом, окажется устраненной».* Более гибкий Ллойд Джордж пытался смягчить выступление Барту и силу выдвинутых Чичериным предположений: «Ллойд Джордж долго убеждал меня отказаться от симпатичных, но опасных новых предложений, при этом незаметно издеваясь над Барту», - сообщил Чичерин в Москву.* * Там же, с. 185—186.
Видавшие виды иностранные журналисты в один голос признавали, что дуэль Чичерин - Барту подняла престиж советской делегации, которая, покидая зал конференции после первого заседания, успела завоевать общие симпатии.
Г. В. Чичерин сообщал Карахану: «Мы в центре всемирного внимания, и все нас ругают, потому что мы не можем удовлетворить посетителей, журналистов, создать достаточный контакт с другими делегациями».* * Цит. по: Горохов И., Замятин Л., Земсков И. Г. В. Чичерин - дипломат ленинской школы. М. 1973. С. 154—155.
Итальянский журналист Эдмонд Пелузо писал: «Буржуазный мир послал в Геную наиболее выдающихся государственных деятелей, рассчитывая, что они приведут к молчанию представителей пролетариата. Но в первых же схватках красные дипломаты показали свое превосходство над противником. Буржуазия почувствовала себя в положении черепахи, с которой сорвали панцирь».* * Там же, с. 154—155.
4. Спор о долгах
Еще в пункте третьем каннской резолюции,
принятой на конференции западных держав в январе 1922 г., указывалось: «Прежде чем, однако, предоставить
иностранный капитал для оказания помощи какой-либо стране (это касалось прежде всего Советской России),
иностранцы, доставляющие для этого денежные средства, должны получить уверенность, что их имущество и права
будут пользоваться неприкосновенностью и что за ними будет обеспечена прибыль от их предприятий». «Это
чувство безопасности, - говорится в резолюции, - может быть восстановлено лишь в том случае, если нации,
желающие получить иностранный кредит, добровольно обязуются признать все публичные долги и обязательства,
которые были или будут заключены или гарантированы государствами, муниципалитетами или другими
общественными учреждениями, а также признать за собой обязательство вернуть, восстановить или, в
случае невозможности этого, возместить все потери или убытки, причиненные иностранным интересам конфискацией
или секвестром имущества...»*
На генуэзской конференции Ллойд Джордж преподнес Чичерину Лондонский меморандум с далеко идущими требованиями к РСФСР, как то: «признание долгов, возвращение владельцам их собственности»* и даже отмены монополии внешней торговли. В общем-то, это было требование капитуляции, с чем не могла согласиться никакая суверенная страна.
Еще в четверг вечером, 13 апреля, эксперты английской и итальянской делегаций Е. Уайз и Юнг известили советскую делегацию о желании Ллойд Джорджа поговорить с ее руководителями с целью попытаться найти пути к соглашению. В пятницу, 14 апреля, на виллу «Альбертис» поехали Чичерин, Литвинов и Красин. Помимо британского премьера, там были Барту, итальянец Шанцер и глава бельгийской делегации Тенис.
На этом заседании «началось обсуждение Лондонского меморандума, которое превратилось в рассмотрение основных спорных вопросов между нами и державами», - записал Г. В. Чичерин.* В начале беседы британский премьер подчеркнул «совершенно неофициальный» характер переговоров и тут же предложил перейти к обсуждению меморандума союзных экспертов, попросив Чичерина изложить свои соображения на сей счет.
Чичерин сказал, что если бы этот документ был принят, то русский народ был бы поставлен в невыносимое положение. Россия только что прошла через самую глубокую революцию, которая только известна истории.
Ллойд Джордж ответил: «Кроме революции в стране Барту сто лет назад (имелась в виду Французская революция XVIII в.). Его поддержал Барту: «Каждая страна имела свою революцию». Чичерин парировал им: «То обстоятельство, что страна Барту пережила сто лет назад революцию, облегчит ему, возможно, понимание всех трудностей нынешнего положения вещей. Что ответили бы великие люди Конвента, если бы, после Жемапа и Вольпи, Питт и Кобург потребовали возмещения за какую-нибудь собственность во Франции...» Здесь же впервые М. М. Литвинов огласил цифры понесенного Советской страной ущерба от иностранного вмешательства в ее внутренние дела в 1918—1920 гг. Общая сумма только учтенных контрпретензий составила 39 044, 97 млн рублей золотом.
Весь материал об убытках был подготовлен для доклада в наиболее простой и понятной форме; излагал Литвинов основные и частные цифры ущерба каким-то бесстрастным, деревянным тоном, и эта холодность тона, вообще говоря, вполне соответствовала содержанию.
Приведенные Литвиновым «поражающие воображение» цифры напомнили Ллойд Джорджу его переговоры с ирландцами по финансовым вопросам. Англичане назвали «скромную» сумму своих требований - 18 млн. фунтов стрелингов в год, а контрпретензии ирландцев, куда были включены и несправедливости, причиненные Ирландии в течение веков, были заявлены в 3,5 млрд. фунтов стерлингов. В предъявленном Литвиновым документе названная сумма в 50 млрд. золотых рублей - величина «совершенно непостижимая». Для заявки такой суммы, сказал Ллойд Джордж, не стоило ехать в Геную: «Союзные страны-кредиторы никогда и не признали бы никакой претензии, которая не была бы основана на справедливости и на праве возмещения за убытки, причиненные России».* * Там же, с. 55.
Хотя русская делегация и упомянула цифру в 50 млрд золотых рублей, она не настаивает на выплате этой суммы, продолжал М. М. Литвинов. Она вообще не просила о каких-либо выплатах, а поставила вопрос об обращении сумм соответствующих выплат частным кредиторам. Иначе говоря, все деньги, выплачиваемые правительствами законодательных стран-кредиторов, пошли бы на пользу их собственным народам.
Ллойд Джордж и его союзники считали, что практически нет никакого смысла заниматься другими предположениями, «пока российская делегация не придет к соглашению о русских долгах».* Здесь затрагивается вопрос о военных долгах. «А что Россия выиграла от войны?» - воскликнул Чичерин. - Если бы мы получили Константинополь, то передали бы его нынешнему, с точки зрения Советской России, единственному законному правительству Турции. А население Восточной Галиции само определило бы свою волю. По существу дела, военные долги касались исключительно одних лишь союзников, которые извлекали прибыль из войны. Россия же от войны понесла более значительные потери, чем любое другое государство. 54 % потерь Антанты приходится на Россию.
Союзные державы стремились сокрушить новую Россию, которая возникала из революции, и потерпели неудачу. Тем самым они освободили новую Россию от всяких обязательств Антанте».* * Там же, с. 55.
Западные дипломаты заявили, что позиция советской делигации заводит конференцию в тупик и что она возьмет на себя ответственность за ее срыв, если не примет Лондонский меморандум.
Разъясняя ситуацию, В. И. Ленин из Москвы писал Чичерину: «Я никогда не сомневался, что Ллойд Джордж действует под давлением английских акул и что Англия не останется без Франции, но, думаю, что это ни капли не должно изменить нашей политики и что мы не должны бояться срыва конференции. На признание частных долгов идти ни в коем случае нельзя. Думаю, что настоящую ситуацию я знаю».* * Чичерин Г. В. Указ. соч., с. 328.
Г. В. Чичерин возражал представителям западных государств: «Нужно возобновить работу политической комиссии. Валить на русских, как на «козлов отпущения», вину за перерыв в работах нет основания. В III части Лондонского меморандума речь экспертов не идет о долгах, а о будущем, что и надо обсудить». Но Ллойд Джордж отвечал, что «британские банкиры не станут обсуждать вопросы будущего, пока прошлое не будет как следует урегулировано».* Вспоминая позже об этих днях, Георгий Васильевич Чичерин писал: «Я вспоминаю, что, когда во время переговоров в вилле Альбертис, где вся проблема претензий и условий соглашения прошла перед нами в сжатом и особо выпуклом виде, когда наша делегация упомянула о том, что народные массы России относят царские долги к абсолютно отошедшей в прошлое старой эпохе, Ллойд Джордж изумленно засмеялся и сказал: «Неужели они думают, что им ничего не придется платить?»* Когда до его сведения была доведена схема наших контрпретензий, он сказал: «Если вы с этим приехали в Геную, можно было совсем не приезжать». Когда во время перерыва, в последний день совещаний в вилле Альбертис я сидел с ним на террасе, он сказал мне, что теперь он видит, что созыв Генуэзской конференции был преждевременным. После своего падения он в ряде статей в английских газетах чрезвычайно резко обрушился, с одной стороны, на Францию, а с другой стороны - на Советскую республику и, между прочим, сильно выругал меня как «воплощенный дух смутьянства».* * Там же, с. 328.
5. Рапалльский договор
Подписанию советско-германского договора в Рапалло предшествовали многие события и переговоры в самой Германии. Это отнюдь не был «deus ex machina» (бог из машины), как в античной трагедии, возникший внезапно, вдруг, и именно в Рапалло. Советская дипломатия прорвала кольцо изоляции Советской России союзными державами, разомкнула блок западноевропейских стран и всесторонне подготовила заключение договора с Германией на основе равноправия, отказа от экономических и финансовых претензий и развития хозяйственных отношений между обеими странами.
В поздний субботний вечер 15 апреля, когда советские дипломаты покинули виллу Альбертис, так ни до чего не договорившись, до немецкой делегации дошли слухи, будто русские, в принципе, согласовали с англичанами общую позицию. Весь вечер немцы мрачно сидели в вестибюле своего отеля и поздно отправились спать в состоянии сильного упадка духа.
В два часа ночи члена немецкой делегации Мальцмана разбудил лакей и сообщил, что с ним желает поговорить по телефону какой-то господин с очень странной фамилией. Мальцман подошел к телефону. Заведующий экономическо-правовым отделом НКИД Сабанин, а это был он, сообщил просьбу Чичерина приехать 16 апреля в резиденцию русской делегации, чтобы продолжить переговоры, начатые в Берлине. И все. Мальцман пошел сказать об этом министру иностранных дел Германии Ратенау.
Последний ходил взад и вперед по комнате в пижаме, с измученным лицом и воспаленными глазами. Когда Мальцман вошел, Ратенау сказал: «Вы, вероятно, принесли мне смертный приговор?» - Нет, известие совершенно противоположного характера, - ответил Мальцман и сообщил, что Чичерин назначил ему встречу».*
В темные часы раннего пасхального утра члены германской делегации собрались в пижамах в комнате Мальцмана, обсуждая, как быть.
Позднее в министерстве иностранных дел Германии это совещание было названо «пижамным».
В 5 часов утра русских уведомили, что немцы готовы разговаривать. Попытка ранним утром связаться с Уайзом не удалась (немцы хотели информировать английскую делегацию об их решении). Из отеля, где остановился Уайз, сначала ответили, что он спит и его не разрешено будить, а позднее - что он только что вышел неизвестно куда.
Замыслы немецкого министра на сближение с Англией окончательно провалились.
«Наши полуприватные переговоры с Верховным Советом, - сообщал в НКИД Литвинов, - вселили тревогу в души немцев, и Ратенау, ни жив ни мертв, прибежал к нам вчера (т. е. 16 апреля) и предложил, не сходя с места, подписать то самое соглашение, от которого он уклонился при нашем проезде в Берлине».* * Там же, с. 226.
Чичерин впоследствии рассказывал: «Ратенау побежал в Рапалло и поспешил подписать договор, потому что боялся, что Англия договорится с нами и перестанет нуждаться в Германии для операций против нас. Последние дни перед Рапалльским договором Ратенау непрерывно выспрашивал нас о наших переговорах с Ллойд Джорджем, и мы ему рассказывали... Тогда он побежал к нам в Рапалло, боясь пропустить время... Вирт* совсем другое дело, здоровый и глубокий инстинкт подсказал ему громадную важность линии на нас. Когда мы втроем гуляли по парку Eden Hotel, случилось, что Ратенау убегал надеть другое пальто и захватить зонтик, и в эти несколько минут Вирт быстро шептал мне, чего он не мог говорить при англофиле Ратенау, что он будет вести линию на нас даже вопреки давлению Англии».* * Рейхсканцлер Германии.
Переговоры протекали благоприятно. После полудня было достигнуто полное соглашение. Текст германо- советского договора лежал на столе, готовый к подписанию. В нем содержался исчерпывающий взаимный отказ от всех и всяких финансовых претензий, он давал уверенность русским, что Германия уже больше не появится в рядах иностранных кредиторов России.
Ратенау, ожидавшего в ближайшем отеле окончательной подготовки текста, осведомили, что наступило время для подписания. И вот как раз в тот момент, как Ратенау садился в автомобиль, чтобы направиться в Рапалло, ему сообщили, что его просит к телефону Ллойд Джордж условиться о беседе. В крайнем душевном волнении Ратенау постоял минутку, но вернуться назад было долго, мучительно и неопределенно по результатам. Он дважды пробормотал по-французски «Le vin est tire, il faut le boire» («Вино открыто, его следует пить»). С этими словами он сел в автомобиль, отправился в советскую штаб-квартиру и подписал договор.
После подписания документа Г. В. Чичерин и В. Ратенау, выходя из салона в «Палаццо империале», дружелюбно улыбались и разговаривали. За ними шли германские и советские делегаты.
Позади остальных шел русский делегат Б. Е. Штейн. Он нес мраморную чернильницу и перо и сказал: «Это - исторические чернильница и перо, им было подписано первое соглашение с крупной западной страной. Они войдут в историю нашей дипломатии».* * Там же, с. 73.
На следующий день к вечеру в дипломатических кругах западных держав, по сообщениям прессы, поднялась невероятная буря «возмущения» и «негодования». Газеты кричали о «прорыве европейского блока», о «большой победе советской дипломатии» и т. п.
Впоследствии Г. В. Чичерин в заявлении представителям советской печати в связи с двухлетием Рапалльского договора отмечал: «Рапалльский договор был концом первого послевоенного периода триумфа победителей. Без ведома последних и вопреки их воле явился на свет этот столь важный договор между побежденной Германией и международным изгоем - Советской Россией».* * Там же, с. 73.
Советская Россия настойчиво добивался признания и нормализации отношений с другими государствами.
Советская внешняя политика стремилась обеспечить мир для народов страны и содействовать упрочению всеобщего мира. Установление нормальных дипломатических отношений должно было продлить завоеванную мирную передышку, лишить буржуазные правительства возможности поддерживать контрреволюционные силы как внутри страны, так и за ее пределами. Все это должно было затруднить организацию новой интервенции против Советской России и обеспечить условия для успешного развития государства на социалистических началах. Это учитывало советское правительство, принимая приглашение на Генуэзскую конференцию.
Г. В. Чичерин так оценивал итоги конференции: «Генуэзская конференция была явлением сложным, большую роль в ней играл растущий буржуазный пацифизм, который, несомненно, в недалеком будущем еще проявит себя: в Генуе в угоду ему правительства Антанты много говорили о реконструкции Европы, хотя на самом деле в конкретной работе для этой реконструкции делалось очень мало. Основной же вопрос Генуэзской конференции заключался в том, будет ли совершаться самостоятельное экономическое развитие России с помощью иностранного капитала, но без подчинения ему, или же он приобретет в ней господство.
Российская делегация подверглась всем утонченным приемам зазывания и кокетства: как в известной притче сатана обещал Иисусу превращение камней в хлеба и господство над расстилавшимися перед его взором царствами, если Иисус поклонится сатане, точно так самые соблазнительные перспективы открывались перед Советской Россией в награду за признание господства капитала. Можно сказать, что именно в Генуе с наибольшей яркостью выдвинулся основной вопрос русской политики: подчинение капиталу, или самостоятельное развитие с его помощью, или, еще точнее, сделка, но не кабала. Именно поэтому формальным базисом всей деятельности российской делегации в Генуе была Каннская резолюция о равноправии двух противоположных экономических систем; равноправии, но не подчинении одна другой».* * Чичерин Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1961. С. 324.
По вопросу об экономическом сотрудничестве делегации западных стран выдвинули такие требования к Советской России, которые означали глубокое вмешательство в ее внутренние дела. Советскому народу пытались навязать режим капитуляции, каковой существовал в колониально-зависимых странах. Естественно, что на этой основе договариваться было нельзя.
Между делегациями европейских государств были серьезные противоречия и расхождения. Особенно сильны они были между державами-победительницами и побежденной в первую мировую войну Германией, которой только что был навязан тяжкий мирный договор. Это дало возможность советской делегации подписать в Рапалло (в предместье Генуи) с делегацией Германии договор, по которому восстанавливались дипломатические отношения между двумя странами и регулировались различные вопросы на основе равноправия. Это был крупный успех советской внешней политики.
7. Использованная литература
1. Любимов Н. Н., Эрлих А. Н. Генуэзская конференция: Воспоминания участников. М., 1962.
2. Лопатин В. Ф. Провал антисоветских планов США. Генуя - Гаага. 1922. М., 1963.
3. Рапалльский договор и проблема мирного существования. М., 1963.
4. Зарницкий С., Сергеев А. Чичерин. М., 1975.
5. Горохов И., Замятин Л., Земсков И. Г. В. Чичерин - дипломат ленинской школы. М., 1973.
6. Чичерин Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1961.
7. Документы внешней политики СССР. М., 1961. Т. V.
8. Внешняя политика СССР. Сб. документов. М., 1944. Т. III.
