Всероссийская чрезвычайная комиссия
Скачать реферат: Всероссийская чрезвычайная комиссия |
|||
|
|
План реферата
1. Введение
2. Создание ВЧК и ее первые шаги
3. Приемы и методы работы «чрезвычайки»
4. Саратовская Губчека
5. Заключение
6. Использованная литература
1. Введение
В октябрьские дни 1917 г. большевики довершили разгром государственного аппарата, начавшийся после Февральской революции. И это не было случайным или незначительным процессом. Укрепление нового строя было поставлено в прямую зависимость от уничтожения «буржуазной государственной машины». Здесь большевики опирались на К. Маркса, который на опыте Парижской коммунны пришел к выводу, что рабочий класс не может просто овладеть государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей: «...не передать из одних рук в другие бюрократическую военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее, и именно таково предварительное условие всякой действительно народной революции...».* По Марксу, поражение Парижской коммуны предопределило то, что она была слишком совестлива по отношению к контрреволюционерам.
Эти мысли К. Маркса учел и развил лидер большевиков В. Ленин, высказав их в своей интерпретации в статье «Русская революция и гражданская война», вышедшей в свет в сентябре 1917 г.: «Мы многому научились со времен коммуны и не повторили бы роковых ошибок ее, не оставили бы банка в руках буржуазии, не ограничились бы обороной против наших версальцев, а перешли бы в наступление против них и раздавили их».* * Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 35. С. 66.
По замыслу новой власти, порядок в стране мог быть обеспечен и сохранен лишь при условии максимального раскрепощения инициативы народа под руководством партии и Советов. Эта мысль красной нитью проходила в выступлениях В. Ленина, относящихся к данному периоду: «Товарищи трудящиеся! Помните, что вы сами теперь управляете государством. Никто вам не поможет, если вы сами не объединитесь и не возьмете все дела государства в свои руки. Ваши Советы отныне органы государственной власти - полномочные, решающие органы. Сплотитесь вокруг своих Советов. Укрепите их. Беритесь сами за дело снизу, никого не дожидаясь.
Установите строжайший революционный порядок, беспощадно подавляйте попытки анархии... Арестуйте и предайте революционному суду народа всякого, кто посмеет вредить народному делу...».* * Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 66.
Первым органом борьбы новой власти с контрреволюционной и уголовной преступностью стал Военно- революционный комитет, образованный Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов еще накануне октябрьских событий 1917 года. Фактически ВРК был создан большевиками для подготовки и проведения вооруженного восстания. Затем, с 27 октября 1917 г., стал главным оперативным органом ВЦИК и Совнаркома по формированию нового государственного аппарата, борьбы с контрреволюцией и саботажем.
2. Создание ВЧК и ее первые шаги
Обстановка требовала создания такого аппарата, который бы мог не только пресекать, но и выявлять, а главное - предупреждать преступления против государственной власти на стадии их подготовки. Другими словами, большевики пришли к идее реанимации политического розыска. Однако варианты построения царских спецслужб их не удовлетворяли. По замыслу В. Ленина, нужен был орган диктатуры пролетариата, который бы мог «...репрессией беспощадной, быстрой, немедленной, опирающейся на сочувствие рабочих и крестьян», пресечь «все происки контрреволюции».* Таким органом и стала Всероссийская Чрезвычайная Комиссия (ВЧК).
Создание ВЧК и ее первые шаги «Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов - Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона», - так население революционной России 25 октября 1917 г. было оповещено об установлении Советской власти. В обращении Всероссийского съезда Советов говорилось: «Съезд постановляет: вся власть на местах переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, которые и должны обеспечить подлинный революционный порядок».* В частности, Советы должны были бороться с контрреволюционными выступлениями, в общем-то, это было первостепенной задачей: «Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов поручает Советам на местах, - говорилось в постановлении II съезда, - принять немедленно самые энергичные меры к недопущению контрреволюционных выступлений, «антиеврейских» и каких бы то ни было погромов. Честь рабочей, солдатской и крестьянской революции требует, чтобы никакие погромы не были допущены».* Погромы, в том числе еврейские, являлись одним из наиболее успешных методов борьбы с Советской властью в первые годы после Октябрьской революции. Участники погромов нападали на государственные и общественные учреждения, на продовольственные магазины, склады, уничтожали и расхищали народное имущество, убивали видных революционных деятелей. Организация погромов и участие в них справедливо рассматривалось новой властью как одно из опаснейших посягательств на завоевание пролетарской революции.
Еще большую опасность для нового режима представляла враждебно настроенная печать. В Декрете СНК «О печати» разъяснялось населению: «В критический момент, когда новая власть, власть рабочих и крестьян, только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага, в то время как оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы». Поэтому-то «Временный революционный комитет вынужден был предпринять целый ряд мер против контрреволюционной печати разных оттенков».* * В. И. Ленин и ВЧК. Указ. соч., с. 14—15.
В Декрете объявлялось, что «закрытию подлежат лишь органы прессы: 1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению рабочему и крестьянскому правительству; 2) сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов; 3) призывающие к деяниям явно преступного, т. е. уголовно наказуемого характера».* * Там же.
Серьезно перед новой властью стояла проблема обеспечения населения продовольствием и подчинения экономической жизни страны новым требованиям. «Продовольственная разруха, порожденная войной, бесхозяйственностью, - говорилось в обращении СНК и ВРК, - обостряется до последней степени спекулянтами, мародерами и их пособниками на железных дорогах, в пароходствах, транспортных конторах и пр.». Для предотвращения такого положения Совет Народных Комиссаров предложил Военно-революционному комитету «принять самые решительные меры к искоренению спекуляции и саботажа, скрывания запасов, злостной задержки грузов и пр.».* * Там же, с. 24.
В соответствии с этим постановлением пытавшиеся было саботировать работники Государственного банка были немедленно арестованы.
Аналогичным образом поступили и с правлением уральских заводов, а сами заводы конфисковали.
В правительстве очень боялись «возможности забастовки служащих в правительственных учреждениях во всероссийском масштабе». Для ее предупреждения 6 (19) декабря 1917 г. на заседании Совета Народных Комиссаров поручили Ф. Э. Дзержинскому «составить особую комиссию для выяснения возможности борьбы с такой забастовкой путем самых энергичных революционных мер, для выяснения способов подавления злостного
Уже 7 декабря Дзержинский представил проект учреждения комиссии. Ее состав предполагался из 10 человек, включая самого Феликса Эдмундовича. Задачи комиссии были сформулированы им предельно ясно: «Пресекать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажнические попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они ни исходили», а также «предавать суду Революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и вырабатывать меры борьбы с ними». В проекте отмечалось, что «комиссия ведет только предварительное расследование, поскольку это нужно для пресечения».* * Там же, с. 37.
Структурно комиссия разделялась на три отдела: информационный, осуществляющий сбор информации по всей России о неблагонадежных элементах, склонных к заговорщической деятельности; организационный, для организации борьбы с контрреволюцией по всей стране и филиальных отделов; и отдел борьбы, собственно и занимающийся расследованием политических дел.
В постановлении СНК приказывалось комиссии «обратить в первую голову внимание на печать, саботаж, кадетов, правых эсеров, саботажников и стачечников: меры, которые рекомендовалось употреблять в работе, были следующие: «Конфискация, выдворение, лишение карточек, опубликование списков врагов народа и т. д.».* * В. И. Ленин и ВЧК. Указ. соч., с. 37.
Как видим, меры, которые устанавливала новая Советская власть в борьбе со своими врагами - саботажниками и заговорщиками, были чисто репрессивными. А проводить их должна была Всероссийская Чрезвычайная Комиссия при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем, так утвердили полное официальное название этой организации. Впоследствии ее называли просто ВЧК, возглавил ее «железный Феликс», Дзержинский.
ВЧК, минуя все инстанции, подчинялась непосредственно Совете Народных Комиссаров, в одном из его постановлений указывалось, «что какие бы то ни было изменения постановлений комиссии Дзержинского, как других комиссий, назначенных Советами, допустимы только путем обжалования этих постановлений в Совет Народных Комиссаров, а никоим образом не единоличными распоряжениями комиссара юстиции». Таким образом ВЧК приобрела огромную власть и в то же время полную самостоятельность и свободу действий в проведении репрессий. Борьба с врагами Советской власти велась очень жестко. В воззвании «Социалистическое Отечество в опасности» говорилось: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». * * В. И. Ленин и ВЧК. Указ. соч., с. 41.
Кроме того, нападки на Советы происходили как справа, так и слева. И ВЧК предпринимала меры против любой оппозиции.
Во время Февральской революции, освободившей тысячи политических заключенных, вышли на свободу и различные уголовные элементы. И они тоже представляли опасность для новой власти, принявшись за грабежи и разбой, чем дестабилизировали обстановку в стране. Уголовники чаще всего скрывались под защитой различных политических партий леворадикального и даже террористического направления. Более всего преступников привлекли в свои ряды анархисты. «За последние месяцы, - говорилось в одном из обращений президиума Московского Совета, - население взволновано было целым рядом налетов на отдельные дома и квартиры, на все усиливающееся количество ограблений и убийств, совершаемых под флагом различных групп анархистов, отчасти входивших в федерацию анархических групп, отчасти самостоятельных».* * МЧК. Из истории Московской Чрезвычайной Комиссии 1918—1921. Сб. документов. М., 1978. С. 22.
Своевольно под свои «партийные» нужды анархисты занимали дома и другие помещения в городах России. И если в Петрограде им не давали «распоясываться», то в Москве они вели себя полными хозяевами. Так, «1 апреля в особняк по 1-й Мещанской улице явилась группа вооруженных лиц, человек 50, и заявила, что они - «независимые» анархисты - занимают это помещение. Заняв особняк, они приступили к расхищению «независимые», встретив приближающиеся войска беспорядочной стрельбой, разбежались, кто через забор, кто через окошко.
Вообще, при занятии особняков анархисты руководствовались своеобразными мотивами: «Они выбирали стратегические пункты как раз против всех наиболее важных советских учреждений города», и поэтому в ВЧК имели основание предполагать, что «анархическими организациями руководит опытная рука контрреволюции»,* т. е. в их среде готовится заговор против Советской власти.
В ночь на 12 апреля одна из групп анархистов в 2 ч ночи заняла особняк; на протест хозяев, требовавших разрешения от Советской власти, было отвечено, что «Советская власть еле дышит».* * Там же, с. 171.
Но еще 11 апреля на экстренном заседании Чрезвычайной Комиссии было решено приступить к разоружению различных групп, именующих себя анархистами. За последнее время с их стороны произошел целый ряд вооруженных выступлений, сопровождавшихся насилиями и грабежами. Кроме того, имелись сведения, что у них хранится масса оружия, бомб, взрывчатых веществ и даже артиллерийские орудия. Все это, несомненно, представляло постоянную угрозу для населения Москвы и должно было быть ликвидировано.
Во время ликвидации между отрядами ВЧК и анархистами развернулась целая уличная война. Против занятых анархистами особняков были выставлены броневики, те же, видимо, разузнав о предстоящем их разоружении, подготовились к обороне: были выставлены пулеметы в окнах и на крышах соседних домов, расставлены часовые и даже поставлено горное орудие. После оживленной перестрелки со стороны анархистов раздался рев пушки.
Тогда решено было обстрелять дома, где они засели, артиллерией. Только после этого боевики сложили оружие. В захваченных особняках были найдены склады различного вооружения: револьверы, винтовки, пулеметы, бомбы и бомбометы. В подвалах были обнаружены большие запасы продовольствия.
Это действительно были «гнезда, на которые могла опереться любая контрреволюция».* Среди арестованных анархистов был отмечен целый ряд лиц с громким уголовным прошлым. В силу этого обстоятельства все мероприятия по ликвидации враждебного большевикам движения представили как борьбу обыкновенными преступниками. «Нашей задачей, - говорил Ф. Э. Дзержинский, - с самого начала возникновения Чрезвычайной Комиссии как органа борьбы с антиреволюционными явлениями была борьба с преступностью во всех ее проявлениях. Поэтому совершенное нами очищение города в ночь на 12 апреля следует рассматривать как одно из наших мероприятий, осуществленное в широком масштабе».* Руководитель ВЧК подчеркивал: «Мы ни в коем случае не имели в виду и не желали вести борьбу с идейными анархистами, и в настоящее время всех идейных анархистов, задержанных в ночь на 12 апреля, мы освобождаем». Но, говорит он: «Идейных анархистов среди лиц, задержанных нами, очень мало, среди сотен - единицы».* А так ли это? Ведь как же тогда, в то революционное время, можно было отличить идейного от неидейного? Да и вряд ли их различали.
Другим важным мероприятием ВЧК в первые месяцы ее существования была ликвидация так называемого левоэсеровского мятежа. Как известно, в марте 1918 г., после IV Всероссийского съезда Советов, на котором большинством голосов был ратифицирован мирный договор с Германий, левые эсеры вышли из состава Совета Народных Комиссаров. На V Всероссийском съезде Советов они вновь призвали к разрыву мирного договора с Германией и возобновлению боевых действий. Более того, член ЦК партии эсеров Б. Камков угрожал с трибуны съезда германскому послу Мирбаху, находившемуся в дипломатической ложе.
За угрозой последовали действия. 6 июля во второй половине дня в посольство Германии в Москве явились двое мужчин, представившихся сотрудниками ВЧК Блюмкиным и членом Революционного трибунала Андреевым.
Предъявив удостоверение с подписью Ф. Э. Дзержинского и печатью ВЧК, они потребовали встречи с послом.
После непродолжительной беседы с Мирбахом
пришедшие открыли стрельбу, Блюмкин бросил бомбу,
Учитывая возможные серьезнейшие политические осложнения, расследование дела взял на себя Ф. Э.
Дзержинский. Изучив оставленные в посольстве документы террористов, чекисты пришли к выводу, что, наряду с поддельными подписями, бланк и печать были подлинными. Блюмкин действительно работал в ВЧК в должности начальника секретного отделения, принадлежал к партии левых эсеров. Андреев числился фотографом ВЧК.
Чекисты установили, что Блюмкин укрылся в отряде ВЧК под командованием левого эсера Д. Попова. После отказа последнего выдать террориста Ф. Э. Дзержинский отправился к нему лично. Однако отряд вышел из повиновения главе спецслужбы. Дзержинский был обезоружен и арестован.
Левые эсеры вступили в вооруженную борьбу с государственной властью: задержали ряд ответственных лиц (в том числе М. И. Лациса, принявшего руководство ВЧК после ареста Ф. Э. Дзержинского), захватили Центральный телеграф.
Утром 7 июля власть применила силу. После обстрела здания, занятого отрядом Попова, мятежники сдались, практически не оказав сопротивления. Бывший заместитель председателя ВЧК В. Александрович, один из организаторов убийства Мирбаха, а также 12 человек из отряда Попова, участвовавших в аресте чекистов и боевых действиях против власти, по решению ВЧК были расстреляны.
3. Приемы и методы работы «чрезвычайки»
В своем интервью в «Новой жизни» 8 июня 1918 г. Дзержинский так охарактеризовал приемы деятельности чрезвычайных комиссий: «Напрасно нас обвиняют в анонимных убийствах - комиссия состоит из 18 испытанных революционеров, представителей ЦК партии и представителей ЦИК. Казнь возможна лишь по единогласному постановлению всех членов комиссии в полном составе. Достаточно одному высказаться против расстрела, и жизнь обвиняемого спасена.
Наша сила в том, что мы не знаем ни брата, ни свата, и к товарищам, уличенным в преступных деяниях, относимся с сугубой суровостью. Поэтому наша личная репутация должна быть вне подозрения.
Мы судим быстро. В большинстве случаев от поимки преступника до постановления проходят сутки или несколько суток, но это, однако, не значит, что приговоры наши не обоснованы. Конечно, и мы можем ошибаться, но до сих пор ошибок не было, и тому доказательство - наши протоколы. Почти во всех случаях преступники, припертые к стене уликами, сознаются в преступлении, а какой же аргумент имеет больший вес, чем собственное признание обвиняемого?»* * Цит. по: Мельгунов С. П. Красный террор в России. 1918—1923. М., 1990. С. 109.
Но каким образом добывались эти признания в застенках ЧК? Все, что мы знаем о старых русских тюрьмах, о «русской Бастилии», как звалась обычно Шлиссельбургская крепость - место заключения важных политических преступников, - все это бледнеет перед тюрьмами и режимом, установленным коммунистической властью в некоторых местах заключения. Разве не пыткой, почти физической, является содержание в таких тюрьмах, иногда месяцами без допроса, без предъявления обвинения, под постоянной угрозой расстрела, которая в конце концов и осуществляется? Возрождением пыток назвал П. А. Кропоткин в таких условиях институт заложников. Но этими заложниками фактически являлись все вообще заключенные в тюрьмах. Жить годами в ожидании расстрела - это уже не физическая пытка.
Такой же пыткой является и фиктивный расстрел, столь часто и повсеместно применявшийся следователями ЧК в целях воздействия и получения показаний. Такой пытке подвергались, например, некоторые подсудимые в деле петербургских кооперативов, рассматривавшемся осенью 1920 г. в Москве. Одного из подсудимых несколько раз водили ночью на расстрел, заставляли раздеваться догола на морозе, присутствовать при реальном расстреле других - и в последний момент его вновь уводили в камеру, для того чтобы через несколько дней вновь прорепетировать с ним эту кошмарную сцену. Люди теряли самообладание и готовы были все подтвердить, даже несуществовавшее, лишь бы не подвергаться пережитому.
Русская писательница О. Е. Колбасина в своих воспоминаниях передает о таких же переживаниях, рассказанных ей одной из заключенных. Это было в Москве, во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, т. е. в самом центре.
Обвиняли одну женщину в том, что она какого-то офицера спасла, дав взятку в 100 тыс. рублей.
Передаем ее рассказ так, как он занесен в воспоминания Колбасиной. «На расстрел водили в подвал. Здесь несколько трупов лежало в нижнем белье. Сколько, не помню. Женщину одну хорошо видела и мужчину в носках.
Оба лежали ничком. Стреляют в затылок... Ноги скользят по крови... Я не хотела раздеваться - пусть сами берут, что хотят. «Раздевайся!» - гипноз какой-то. Руки сами собой машинально поднимаются, как автомат
Меня толкнули на трупы. Кучкой они лежали. И один шевелится еще и хрипит. И вдруг опять кто-то кричит слабо-слабо, издалека откуда-то: «Вставай живее», - и кто-то рванул меня за руку. Передо мной стоял Романовский (известный следователь ВЧК) и улыбался. Вы знаете его лицо - гнусное и хитрую, злорадную улыбку. «Что, Екатерина Петровна, испугались немного? Маленькая встряска нервов? Это ничего. Теперь будете сговорчивее. Правда?»* * Мельгунов С. П. Указ. соч. С. 118—119.
Между тем по декрету СНК о борьбе со взяточничеством от 8 мая 1918 г.: «Лица, виновные в принятии или даче взятки... наказываются лишением свободы на срок не менее пяти лет, соединенным с принудительными работами на тот же срок».* А тут женщину пугают расстрелом, да еще таким варварским способом.
А что это за издевательство, когда мужа расстреливают в присутствии жены? Такой факт рассказывает в своих одесских воспоминаниях Н. Давыдова: «Узнали сегодня, что... баронесса Т-ген не была расстреляна. Убит только муж, и несколько человек с ним. Ей велено было стоять и смотреть, ждать очереди. Когда все были расстреляны, ей объявили помилование. Велели убрать помещение, отмыть кровь. Говорят, у нее волосы побелели».* * Цит. по: Мельгунов С. П. Указ. соч. С. 119.
Пытки совершались путем физического и психического воздействия. В Екатеринодаре пытки производились следующим образом: жертва растягивалась на полу застенка. Двое дюжих чекистов тянут за голову, двое за плечи, растягивая таким путем мускулы шеи, по которой в это время пятый чекист бьет тупым железным орудием, чаще всего рукояткой нагана или браунинга. Шея вздувается, изо рта и носа идет кровь. Жертва терпит невероятные страдания...
В станице Кавказской Екатеринодарского края при пытке использовали железную перчатку. Это массивный кусок железа, надеваемый на правую руку, со вставленными в него мелкими гвоздями. При ударе, кроме сильнейшей боли от массива железа, жертва терпит невероятные мучения от неглубоких ран, оставляемых в теле гвоздями и скоро покрывающихся гноем. Такой пытке, в числе прочих, подвергся гражданин Ион Ефремович Лелявин, от которого чекисты выпытывали будто бы спрятанные им золотые и николаевские деньги. Очень часто пыткам чекисты подвергали людей лишь для того, чтобы выведать, куда они спрятали свои драгоценности. Так долгое время истязали одну учительницу, Домбровскую, пока она не выдала местонахождение золотого браслета и нескольких золотых колец.
В городе Армавире при пытке употреблялся так называемый венчик. Это простой ременный пояс с гайкой и винтом на концах. Ремнем перепоясывается лобная и затылочная часть головы, гайка и винт завинчиваются, ремень сдавливает голову, причиняя ужасные физические страдания.
В ЧК система допросов при помощи кулаков, плетей, шомполов была общепринята. На работу в ЧК попадали откровенные садисты, и нередко они занимали высокие должности. Так, в Пензе председательницей ЧК была женщина Бош, настолько зверствовавшая в 1919 г., что была даже отозвана центром. В Вологде председатель ЧК, двадцатилетний юноша, любил такой прием. Он садился на стул у берега реки, приносили мешки, выводили из ЧК допрашиваемых, сажали их в мешки и опускали в прорубь. Он признан был в Москве ненормальным, когда слух о его поведении дошел до центра.
А вот описание знаменитого коменданта
Харьковской ЧК Саенко, прославившегося своей кровожадностью: «По мере приближения Деникина все больше
увеличивалась кровожадная истерика чрезвычайки. Она в это время выдвинула своего героя. Этим героем был
знаменитый в Харькове Саенко. Он был в сущности мелкой сошкой - комендантом ЧК, но в эти дни паники жизнь заключенных
в ЧК и в тюрьме находилась почти исключительно в его власти. Каждый день к вечеру приезжал к
тюрьме его автомобиль, каждый день хватали несколько человек и увозили. Обыкновенно всех приговоренных Саенко
расстреливал собственноручно. Одного, лежавшего в тифу приговоренного, он застрелил на тюремном дворе.
Маленького роста, с блестящими белками и подергивающимся лицом маньяка, бегал Саенко по тюрьме с маузером
со взведенным курком в дрожащей руке. Раньше он приезжал за приговоренными. В последние два дня он сам
выбирал свои жертвы среди арестованных, прогоняя их по двору своей шашкой, ударяя плашмя... Человек с
мутным взглядом воспаленных глаз, он, очевидно, все время был под действием кокаина и морфия. В этом состоянии
он еще ярче проявлял черты садизма».*
Между тем в одной из первых инструкций ВЧК, разработанной при участии Ф. Э. Дзержинского, указывалось: «...пусть все те, которым поручено производить обыск, лишить свободы человека и держать их в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он представитель Советской власти - рабочих и крестьян - и что всякий его окрик, грубость, нескромность, невежливость - пятно, которое ложится на эту власть...»* * Цит. по: Воронцов С. А. Правоохранительные органы спецслужбы. История и современность. Ростов-на-Дону, 1998. С. 145.
Но «избиение ногами, винтовкой, револьвером, - замечает С. С. Маслов в своей книге «Россия после четырех лет революции», - в счет не идут, они общеприняты и повсеместны». И автор приводит яркую иллюстрацию, не имеющую в данном случае отношения к политике. Тем характернее она для «коммунистического» правосудия тех лет. «В мае 1920 г., - рассказывает С. С. Маслов, - в Москве была арестована группа детей (карманных воров) в возрасте от 11 до 15 лет. Их посадили в подвал и держали изолированно от других, но всю группу вместе.
«Чрезвычайка» решила использовать арест во всю. От детей стали требовать - сначала угрозами и обещаниями наград - выдачи других карманных воров. Дети отзывались незнанием.
После нескольких бесплодных допросов в камеру, где сидели дети, вошло несколько служащих, и началось жестокое избиение. Били сначала кулаками, потом, когда дети попадали, их били каблуками сапог. Дети обещали полную выдачу. Так как фамилий товарищей дети не знали, то их возили каждый день по улицам в автомобилях, трамваях, водили на вокзалы. Первый день дети попробовали никого не указать. Тогда вечером было повторено избиение, еще более жестокое, чем прежде. Дети начали выдавать. Если день был неудачный и ребенок не встречал или не указывал товарища по ремеслу, вечером он был избиваем. Пытка тянулась две недели.
Дети, чтобы избежать битья, начали оговаривать незнакомых и невинных. Через три недели их перевезли в Бутырскую тюрьму. Худые, избитые, в рваном платье, с постоянным застывшим испугом на личиках, они были похожи на затравленных зверьков, видящих неминуемую и близкую смерть. Они дрожали, часто плакали и отчаянно кричали во сне».* * Цит. по: Мельгунов С. П. Указ. соч. С. 138.
Обычным явлением революционных лет стали повсеместные расстрелы, проводившиеся по постановлениям Революционных трибуналов чекистами. Механизм принятия ВЧК жестких мер заместитель председателя Я. Х.
Петерс объяснил общественности следующим образом: «Вопрос о смертной казни с самого начала нашей деятельности поднимался в нашей среде, и в течение нескольких месяцев после долгого обсуждения этого вопроса смертную казнь мы отклоняли как средство борьбы с врагами. Но бандитизм развивался с ужасной быстротой и принимал слишком угрожающие размеры. К тому же, как мы убедились, около 70 % наиболее серьезных нападений и грабежей совершались интеллигентными лицами, в большинстве бывшими офицерами.
Это обстоятельство заставило нас в конце концов решить, что применение смертной казни неизбежно...».* * Цит. по: Воронцов С. А. Указ. соч. С. 149.
Если в первые месяцы после принятия решения о применении смертной казни и декрета «Социалистическое Отечество в опасности» ВЧК расстреливала лишь уголовных преступников, то с мая 1918 г. данная мера наказания стала распространяться и на лиц, совершивших контрреволюционные преступления.
Применение расстрела в качестве меры борьбы с контрреволюционерами изменило характер деятельности ВЧК.
Эти изменения руководитель комиссии Ф. Э. Дзержинский охарактеризовал следующим образом: «Наша задача - борьба с врагами Советской власти и нового строя жизни. Такими врагами являются как наши политические противники, так и все бандиты, жулики, спекулянты и другие преступники, подрывающие основы социалистической власти. По отношению к ним мы не знаем пощады. Мы терроризируем врагов Советской власти, дабы задушить преступление в корне... В большинстве случаев от поимки преступников до постановления проходят сутки или несколько суток, но это, однако, не значит, что приговоры наши необоснованны... Все дела о преступлениях, которые представляются нам не особенно опасными для Советской власти, мы передаем в Военно-революционный трибунал и оставляем за собой непосредственных врагов, с которыми и боремся предоставленными нам СНК средствами».*
С момента применения внесудебной репрессии - расстрела - ВЧК превратилась из органа розыска и дознания, каким преимущественно являлась ранее, в орган непосредственной расправы с наиболее опасными государственными преступниками. За первую половину 1918 г. чекистами было расстреляно 22 человека, однако в дальнейшем рост числа заговоров и мятежей потребовал усиления карательных мер по отношению к контрреволюционерам.
Тысячи человеческих жизней были загублены в застенках «чрезвычайки». В ЧК были даже специальные палачи для приведения приговоров в исполнение. «Работы» им было столько, что психика палача не всегда выдерживала. В отчете сестер милосердия Киевского Красного Креста рассказывается, как иногда комендант ЧК Авдохин не выдерживал и исповедовался сестрам. «Сестры, мне дурно, голова горит... Я не могу спать... меня всю ночь мучат мертвецы».
Как ни обычна была «работа» для палачей - наконец, человеческая нервная система не выдерживала. И казнь совершали палачи преимущественно в опьяненном состоянии - в нужном состоянии «невменяемости», особенно в дни, когда шла действительно своего рода бойня людей. Даже привычная уже к расстрелу администрация, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к наркотикам, когда приезжал так называемый «комиссар смерти» за своими жертвами и надо было вызывать обреченных из камер.
В состоянии невменяемости палач терял человеческий образ. «Один из крупных чекистов рассказывал, что главный (московский) палач Мага, расстрелявший на своем веку не одну тысячу людей, как-то, закончив «операцию» над группой из 15—20 человек, набросился с криками «раздевайся, такой-сякой» на коменданта тюрьмы Особого отдела ВЧК Попова, «из любви к искусству» присутствовавшего при этом расстреле. «Глаза, налитые кровью, весь ужасный, обрызганный кровью и кусочками мозга, Мага был совсем невменяем и ужасен», - говорил рассказчик. Попов струсил, бросился бежать, поднялась свалка, и только счастье, что своевременно подбежали другие чекисты и скрутили Магу».* * Цит. по: Мельгунов С. П. Указ. соч. С. 143.
Можно было бы еще много написать об ужасах революционных лет. Террор был политикой того времени. Его использовала не только Советская власть (красный террор), но и различные белогвардейские режимы (белый террор). Обстоятельства и чрезвычайное положение требовали от ВЧК применения жестоких репрессивных мер в отношении врагов молодого государства. И, в силу ряда причин, они приняли слишком уродливые формы. Между тем такое положение вещей принималось руководством Советской России как данное и даже исторически обусловленное явление. Так, В. И. Ленин, говоря о том, что террор существовал уже в эпоху буржуазных революций XVII—XVIII вв., отмечал: «Английские буржуа забыли свой 1649, французы свой 1793 г. Террор был справедлив и законен, когда он применялся буржуазией в ее пользу против феодалов. Террор стал чудовищен и преступен, когда его дерзнули применять рабочие и беднейшие крестьяне против буржуазии!».* * Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 59.
4. Саратовская Губчека
Чтобы активизировать создание местных ЧК и уточнить их функции, ВЧК 22 марта 1918 г. приняла важное постановление, в котором указывалось следующее: «1. Предлагается всем Советам на местах и в районах немедленно организовать означенные, с одинаковым названием, комиссии.
2. Чрезвычайные комиссии борются с контрреволюцией и спекуляцией, злоупотреблениями по должности и посредством печати.
3. Отныне право производства всех арестов, обысков, реквизиций, конфискаций и проч., связанных с поименованными преступлениями, принадлежит исключительно этим чрезвычайным комиссиям как в г. Москве, так и на местах».* * Цит. по: Портнов В. П. ВЧК 1917—1922. М., 1987. С. 57.
«При каждом областном, губернском, уездном пограничном и т. п. Совдепе, - предписывает положение о чрезвычайных комиссиях на местах, принятое на Всероссийской конференции ВЧК 1 июля 1918 г., - товарищей, которые составляют Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».* * ВЧК - ГПУ. Документы и материалы. М., 1995. С. 14.
Губернские комиссии, по положению, были органами прежде всего административной власти. В их задачи входило следующее: борьба с контрреволюцией и спекуляцией, «наблюдение за местной буржуазией», пресечение беспорядков и злоупотреблений, производство дознаний по государственным преступлениям, пограничный контроль и т. д. Кроме того, Губчека было вменено в обязанность «строжайшее наблюдение за проведением в жизнь декретов и распоряжений Советской власти».* * Там же, с. 14.
Местные ЧК стояли на страже революционного порядка и принимали меры для пресечения и предупреждения контрреволюционных выступлений, погромов и черносотенных беспорядков. Подчинялись они только ВЧК, но давали отчет о своих действиях и Советам рабочих и крестьянских депутатов. Полномочия Губчека были ограничены слабо, она имела полную административную власть на местах.
В Саратовской губернии уже 25 февраля исполком Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановил: «Создать отдел по борьбе с контрреволюцией». «Ввиду остроты переживаемого момента, - говорилось в резолюции, - отделу предоставляются неограниченные полномочия по борьбе с врагами народа и революции».* После убийства в Саратове комиссара печати П. А. Алексеева владельцем типографии, печатавшим антисоветскую литературу, исполком предоставил отделу по борьбе с контрреволюцией «право действовать всеми мерами вплоть до расстрела. Отдел не замедлил воспользоваться своим правом и расстрелял сына убийцы комиссара - Е. Б. Рабиновича.
5 мая 1918 г. местная газета «Известия Саратовского Совета» сообщила о переименовании отдела по борьбе с контрреволюцией в Чрезвычайную Комиссию.* Первым крупным делом Саратовской Губчека стала ликвидация контрреволюционного мятежа в мае 1918 г.
Еще в январе в Саратове тайно образовался полк из бывших офицеров и юнкеров. Незадолго до мятежа в город направлялись банды разного сброда в виде террористов и прочего преступного элемента, которые являли собой просто грабителей. Эти господа вошли в связи с офицерскими организациями, правыми социал- революционерами и т. д. Они подготавливали даже взрыв здания Совета, но заговор тогда был раскрыт, так называемый «Союз фронтовиков» ликвидирован, руководителей его арестованы, но многим удалось скрыться.
За 2—3 дня до восстания в Саратов прибыл броневой дивизион, солдаты которого пожелали разделить между собою 50 000 рублей. Военный отдел этому незаконному намерению воспрепятствовал. Тогда была пущена провокация: одной из отправляющихся на фронт батарей был передан приказ разоружиться. Солдат напоили допьяна. Затем раздались провокаторские выстрелы, а дальше стали стрелять из орудий куда попало.
Отправившиеся для убеждения возмущенных солдат представители военного отдела были арестованы. В то же время явились подстрекатели и между ними один социалист-революционер, объявивший, что за них завод Гантке, причем подстрекатели призывали вырезать большевиков, указывая их помещения белогвардейцам.
Бывший казачий офицер Викторов составил за ночь план разрушения здания Совета и с утра открыл ураганный огонь по городу. Он заявил: «Я разрушу весь город - мне наплевать, но уничтожу Совет...».
В первую ночь мятежа советский отряд, всего в 150—200 человек, сумел удерживать на почтительном расстоянии пьяных мятежников. Вскоре в Совет явились социалисты-интернационалисты: венгры, немцы, чехословаки и проч. А за ними подошли и рабочие силы. Викторов прямо заявил, что нужно разоружить вообще всех рабочих, так, как это бывает во всех революциях: стараются разоружить рабочих.
Через день в лагере контрреволюционеров началось разложение. В городе начались грабежи, что, как писали тогда газеты, «отравило удовольствие буржуазных дам с их кавалерами, уже предвкушавших гибель Советской власти».* На другой день утром советские войска перешли в наступление на мятежников, без боя был взят вокзал, и начался артиллерийский обстрел восставших, что привело к их бегству.
23 мая Н. И. Подвойский докладывал В. И. Ленину: «Мятеж окончен. Выступления контрреволюционеров, белогвардейцев и румынских банд успешно ликвидировались с помощью рабочих, окрестных крестьян и верных
Это было «боевое крещение» саратовской Губчека. В Саратове было не очень-то уж и спокойно, как сообщалось в телеграмме Ленину. Известия о разоружении террористов и ликвидации белогвардейских банд поступали в Москву ежедневно, и работы у губернской «чрезвычайки» оставалось много.
5. Заключение
Октябрьский переворот, произведенный большевистской партией, положил начало массовому террору, невиданному в истории России. С первых дней революции по приказам «сверху», а не по инициативе «снизу», расстреливали и арестовывали слоями, по классовой, профессиональной или партийной принадлежности. Так, в конце ноября 1917 г. арестовывают всех служащих Государственного банка, а в декабре - всех руководителей кадетской партии.
В Петрограде арестованных заключают, как правило, в тюрьмы Кронштадта, а особо важных - в Петропавловскую крепость. При поставленных на такую широкую ногу арестах уже к началу февраля тюрьмы были переполнены и ощущали острую нехватку продовольствия. А уже 21 числа в связи с переполнением тюрем и отсутствием продовольствия для заключенных, Совнарком заявил, что «неприятельские агенты, спекулянты, контрреволюционные агитаторы и германские шпионы будут расстреливаться карательными органами Советской власти на месте преступления.
Примеру столицы последовала Москва. 23 февраля Моссовет объявил Москву на военном положении и указал, что «лица, застигнутые на месте совершения ими преступления... будут расстреливаться отрядами революционной армии», а «организаторы контрреволюционных восстаний и выступлений» - предаваться «чрезвычайному революционному суду».
Террор - это убийство, пролитие крови, смертная казнь. Но террор не только смертная казнь, которая ярче всего потрясает мысль и воображение... Формы террора бесчисленны и разнообразны, как бесчисленны и разнообразны в своих проявлениях гнет и издевательство... Террор - это смертная казнь везде, во всем, во всех его закоулках...
Сообщения о раскрытии ВЧК контрреволюционных заговоров появлялись в газетах почти ежедневно. Но даже эти масштабы не удовлетворяли Ленина. Когда 20 июня в Петрограде убили комиссара по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарского и Петроградский Совет не ответил на покушение красным террором, Ленин обрушился на Зиновьева: «Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает».* Несколькими днями позже в докладе съезду Советов Ленин сформулировал один из основных принципов советской карательной политики: «Революционер, который не хочет лицемерить, не может отказаться от смертной казни. Не было ни одной революции и эпохи гражданской войны, в которых не было бы расстрелов».* * Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 50, с. 106.
Руководитель одного из отделов ВЧК А. Х. Артузов, оценивая итоги работы, писал: «Наш фронт незрим, прикрыт секретностью, дымкой таинственности. Но и на этом, скрытом от сотен глаз фронте бывают свои «звездные» минуты. А чаще всего геройство чекиста заключается не в единственном подвиге, а в будничной, напряженной, кропотливой работе, в той возвышенно-значительной борьбе, не знающей ни передышек, ни послаблений, в которой он отдает все, что имеет».* Артузов, как и тысячи чекистов, честно служащих своему делу, искренне считал, что деятельность органов безопасности всегда и во всем направлена во благо народа и что карающий меч революции в руках ВЧК развернут исключительно против ее врагов, а россиянам, не причастным к контрреволюционным организациям, нечего бояться. Ведь чекисты в ходе своей «кропотливой» работы, «не знающей ни передышек, ни послаблений», сумеют отличить врага от честного гражданина.
Однако машина политического сыска, раскручиваемая руководством спецслужбы по указанию партии и правительства, уже набирала обороты, не разбирая, кто попадает под ее колеса: реальные «террористы, деятельности.
6. Использованная литература
1. ВЧК - ГПУ. Документы и материалы. М., 1995.
2. Воронцов С. А. Правоохранительные органы. Спецслужбы. История и современность. Ростов-на-Дону, 1998.
3. В. И. Ленин и ВЧК. Сборник документов (1917—1922 гг.) М., 1975.
4. Лубянка. ВЧК - ОГПУ - НКВД - НКГБ - МББ - МВД - КГБ. 1917—1960. Справочник. М., 1997.
5. Мельгунов С. П. Красный террор в России 1918—1923 гг. М., 1990.
6. Портнов В. П. ВЧК. 1917—1922. М., 1987.
7. Из истории Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (1917—1921 гг.) СБ. документов. М., 1958.
8. МЧК. Из истории Московской Чрезвычайной Комиссии. 1918—1921. Сб. документов. М., 1978.
9. Дзержинский Ф. Э. Избранные произведения. В 2 Т. М., 1977.
10. Губчека: Сб. документов и материалов из истории Саратовской Губернской Чрезвычайной Комиссии. 1917—1921 гг. Саратов, 1980.
