НЭП: Социально-экономические и политические проблемы

	Скачать реферат: НЭП: Социально-экономические и политические проблемы

План реферата

1. Введение

2. Обоснование перехода к НЭПу В. И. Лениным

3. Отношение к НЭПу в рядах Коммунистической партии

4. Положение основных слоев населения в годы НЭПа

5. Заключение

6. Использованная литература

1. Введение

НЭП, новая экономическая политика Советского государства 20-х гг. ХХ в., предстает перед нами как одно из бесчисленных звеньев российской и мировой истории. И, как и любое другое ее звено - явлением, внутренне противоречивым, хронологически определенным, неповторимым. Если попытаться обозначить его качественное своеобразие, то НЭП - это, прежде всего, одна из важнейших вех послеоктябрьской отечественной истории: этап становления системы государственного социализма в СССР.

В результате национального кризиса, вызванного противоречиями «вторичного», по отношению к европейским странам, монополистического капитализма и обостренного до предела первой мировой войной, ослабившего традиционные российские государственность и идеологию (православие) и ввергнувшего страну в состояние «смуты», на волне массового движения пролетарская партия, придерживавшаяся концепции бестоварного социализма, пришла к власти. С этого момента революционную политическую элиту увлекло мощное органическое течение российской и мировой истории. «Вырывается машина из рук, - говорил В. И. Ленин о пролетарском государстве в первый год НЭПа, - как будто бы сидит человек, который ею правит, а машина едет не туда, куда ее направляют».* * Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 86.

Не отменяя государственной монополии производства и распределения, новая экономическая политика существенно видоизменила ее форму в виде так называемых «командных высот» в экономике: госпромышленность, крупная оптовая торговля, транспорт, банковско-кредитная система - это осталось за государством. В то же время оно стремилось приспособиться к временному проникновению в сферу отношений между городом и деревней частнохозяйственного и иностранного (концессии) капитала, чтобы затем, по мере возможности, вытеснить их из оборота. Госпромышленность при этом стала более разнообразной (тресты, синдикаты), с элементами рыночной конкуренции, но в основе своей продолжала руководствоваться общим государственным планом экономического регулирования, как прямого - через производственные программы, так и косвенного - через отпускные цены, бюджетное финансирование и банковское кредитование.

В определенном расширительном истолковании «НЭП» - прообраз управления экономикой демократического типа, но только прообраз, поскольку механизм товарно-денежных отношений и рынка в нем изначально был разбалансирован отношениями неэквивалентного обмена между городом и деревней. «Проевшая» за годы империалистической и гражданской войн свой основной и оборотный капитал, государственная промышленность испытывала величайшие трудности в накоплении материально-финансовых ресурсов, пытаясь одно время добыть их за счет спекулятивно-высоких отпускных цен, но, натолкнувшись на низкую платежную способность населения, в дальнейшем пытается это сделать за счет кредитной эмиссии и административного назначения низких оптово-розничных цен, искусственно расширяющих емкость внутреннего рынка и порождающих явление «товарного голода» на промышленные изделия. Это значит, что от «открытой» инфляции, сопровождающейся ростом цен, промышленность переходит к «скрытой» инфляции, сопровождающейся исчезновением товаров с потребительского рынка.

Инфляция же побуждала крестьянство в большей мере ценить не деньги, а натуральные запасы продуктов, выдерживающих длительное хранение, например хлеба как резерва на случай неурожая.* Это было, пожалуй, основное противоречие НЭПа.

 2. Обоснование перехода к НЭПУ В. И. Лениным

Экономическая и политическая обстановка, в которой оказалось Советское государство после окончания гражданской войны, требовала от нового правительства и партии большевиков исключительной гибкости и в то же время решительности. На Х съезде РКП(б) В. И. Ленин заявил, что переход к мирному строительству оказался связанным с решением «невероятной трудности задачи» - выработки не только хозяйственного плана, не только основ хозяйственного строительства, но основ самих отношений между классами, которые в нашем обществе, в нашей Советской республике остались. Самые отношения между классами подверглись изменению, и вопрос этот должен быть одним из главных вопросов, которые вам предстоит здесь разобрать и разрешить».* * Ленин В. И. Полн. соб. соч. Т. 43. С. 4.

В. И. Ленин указывал, что теоретически и ранее было ясно, что строительство социализма в стране с преобладанием крестьянского населения сопряжено с большими трудностями, с поисками особых форм и методов подведения многомиллионного единоличного крестьянства к коллективному производству. «Надо долго и с большим трудом и большими лишениями его переделывать».* * Там же, с. 319.

Переход мелких крестьянских хозяйств к общественному, коллективному труду «можно обеспечить, - говорил Ленин на Х съезде партии, - когда имеешь сильнейшую крупную промышленность, способную дать мелкому производителю такие блага, что он увидит на практике преимущество этого крупного хозяйства». «Однако показать все преимущества крупного производства на практике мы не могли, ибо это крупное производство разрушено, ибо ему самому приходится вести самое жалкое существование и восстанавливать его можно только путем возложения жертв на этих же самых мелких земледельцев».* * Там же, с. 26—27.

Кроме того, тяжелое материальное положение подрывало физические и моральные силы рабочих крупного и среднего производства. Рабочий класс, подчеркивал В. И. Ленин, «больше всех других классов за эти три с половиной года пострадал, перенес, измучился, потерпел лишений и бедствий... И понятно, что в результате такого сверхчеловеческого напряжения, мы имеем теперь особую усталость и изнеможение и особую издерганность этого класса».* * Там же, с. 132—133.

Х съезд партии потребовал от всех партийных и советских учреждений принять экстренные меры «по улучшению положения рабочих и облегчению их бедствий во что бы то ни стало».

Обосновывая на Х съезде РКП(б) необходимость перехода к новому курсу хозяйственной политики, В. И. Ленин в докладе о продовольственном налоге призвал делегатов съезда «внимательно присмотреться к тем изменениям, которые произошли в крестьянском хозяйстве».* * Там же, с. 156.

За годы первой мировой и гражданской войн деревня в целом обеднела. Поэтому за понятием «середняк» к началу мирного строительства, как правило, стояло крайне ослабленное хозяйство. «Трудовое крестьянство все еще остается у нас беднотой»,* - писал Ленин в начале 1922 г.

Осереднячивание деревни, связанное с некоторым делением средств производства, снизило в целом товарность сельского хозяйства. Одновременно переход земли, живого и мертвого инвентаря в руки неимущих слоев деревни (что позволило вовлечь в сельскохозяйственное производство миллионы рабочих рук, уменьшить аграрное перенаселение) а также многообразная государственная помощь способствовали подъему бедняцких хозяйств.

Административные запреты в области товарооборота лишали возможности свободно реализовать излишки на рынке. Поступление в деревню средств производства и потребления резко сократилось. Этому способствовали попытки национализировать не только крупную и среднюю, но и мелкую промышленность и торговлю, закрыть местный оборот. Негативное воздействие оказывало и стремление части хозяйственного аппарата механически перенести на деревню новые отношения в сфере производства и распределения, которые утверждались на национализированных предприятиях. Это вело к дальнейшему сокращению сельскохозяйственного производства, ускорению процесса его натурализации, сокрытию значительной части урожая от разверстки, массовому мешочничеству и другим явлениям, отражающим «экономические формы возмущения мелкой сельскохозяйственной стихии против пролетариата».* * Поляков Ю. А., Дмитриенко В. П., Щербань Н. В. Новая экономическая политика. Разработка и осуществление.

Характеризуя новые задачи экономической политики пролетарского государства, В. И. Ленин указывал, что рабочему классу, его партии прежде всего необходимо пойти на взаимные уступки и соглашение с крестьянством.

«Нам нужно строить нашу государственную экономику применительно к экономике середняка...»*, - отмечал он.

Характеризуя господствовавшее в партии отношение к проблеме рынка в период проведения «военного коммунизма», И. И. Скворцов-Степанов писал в 1922 г.: «Еще сравнительно так недавно, года полтора тому назад, мы хотели вытравить из языка самые слова «товар», «товарообмен», «товарное обращение». Нам казалось, что сфера непосредственного социалистического распределения будет быстро расширяться, что стихийная власть рыночных отношений отходит в прошлое, что сфера товарного производства, совпадающая с мелкобуржуазными формами, станет все решительнее суживаться, да и здесь на первый план будет выдвигаться почти непосредственный «продуктообмен», для которого денежные единицы имеют чисто счетное значение».* * Поляков Ю. А. Указ. соч. С. 35—36.

Теперь же в докладе на Х съезде партии Ленин поставил вопрос о замене продразверстки продналогом и о допущении известной свободы оборота в местном масштабе.

Налоговая политика строилась на принципиально иных основах, нежели разверстка. Оценивая прогрессивное значение новой системы обложения, В. И. Ленин подчеркивал: «Все дело в том, чтобы дать крестьянам стимул, побудитель с точки зрения экономики».* Несмотря на значительную тяжесть налога, он должен был стать инструментом подъема крестьянского производства. Это было обусловлено, во-первых, тем, что размер налога объяснялся заранее, до весенней посевной. Во-вторых, он назначался с учетом товарных возможностей и потребностей крестьянского двора, оставляя производителю известную часть продуктов не только для поддержания хозяйства, но и его расширения, улучшения питания, приобретения предметов домашнего обихода.

В-третьих, благодаря прогрессивному характеру обложения он становился важным рычагом ограничения кулака и помощи беднейшим слоям деревни.* * В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 71.

Новизна экономической программы, изложенной В. И. Лениным в выступлениях на Х съезде партии, заключалась не только в отказе от разверстки и переходе к продналогу, но и в признании необходимости временного допущения частного капитала. Показательно, что основные возражения, высказанные в выступлениях и записках по поводу замены разверстки налогом, касались неизбежного усиления капитализма.

«Вы таким образом открываете настежь... двери для развития буржуазии, мелкой промышленности и для развития капиталистических отношений», - писали в записках Ленину некоторые делегаты съезда.* * В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 78.

3. Отношение к НЭПУ в рядах коммунистической партии

НЭП означал допущение частного капитала. Как известно, уже с самого момента введения новой экономической политики начала складываться целая система регулирования и ограничения частного капитала с помощью налогов, кредита, политики цен и т. д. Смысл этой политики диктатуры пролетариата по отношению к новым слоям буржуазии хорошо раскрыт Н. И. Бухариным. Он состоит, во-первых, в ограничении деятельности частных предпринимателей целым рядом условий (рабочим законодательством, правом профессиональных союзов, налоговым обложением различных видов и т. д.); во-вторых, в использовании этих элементов для дела социалистического строительства (общее оживление товарооборота, употребление налогов, получаемых с этих слоев, на поддержку социалистических хозяйственных форм и т. п.); в-третьих, в хозяйственной борьбе путем конкуренции с ними на рынке (государственные предприятия, поддержка конкурирующей с частным капиталом кооперации и т. д.)».* * Бухарин Н. И. Избранные произведения. М., 1989. С. 200.

Изначально эта политика вводилась как временная. Ленинская мысль о том, что НЭП - это «всерьез и надолго», не была воспринята ни большинством партийных работников, ни, тем более, трудящимися массами. У них это возрождение буржуазии, хотя и в урезанном виде, вызывало протест. В то трудное время, когда хозяйство страны было все еще разорено, когда люди испытывали острую нужду в самом необходимом, новая буржуазия и лица, эксплуатирующие для получения прибыли рабочую силу, в том или ином виде по своему материальному благосостоянию и по уровню своей жизни стояли на самой высокой ступени в обществе. Октябрь, гражданская война, в огне которых низвергалась власть эксплуататоров, были еще свежи в памяти людей.

Типичный пример восприятия основной массой населения нэпманского «делового мира» дает нам современник этих событий писатель Л. Шейнин: «В Столешниковом переулке, где НЭП свил себе излюбленное гнездо...

покупались и продавались меха и лошади, женщины и мануфактура, лесные материалы и валюта. Здесь черная биржа устанавливала свои неписаные законы, разрабатывая стратегические планы наступления «частного сектора». Гладкие мануфактурщики и толстые бакалейщики, ловкие торговцы сухофруктами и железом, юркие маклеры и надменные вояжеры, величественные крупье, шулеры с манерами лордов и бриллиантовыми запонками, элегантные кокотки в драгоценных мехах и содержательницы тайных домов свиданий... грузные валютчики... мрачные, неразговорчивые торговцы наркотиками» - все это бросалось в глаза на фоне низкого уровня жизни основной массы населения городов, еще не избавившихся от беспризорных, безработных, нищих, бродяг, от бедности и нищеты. Проводя в жизнь политику допущения частного капитала, партия постоянно испытывала давление протеста и озлобления «снизу», со стороны масс.* * Жиромская В. Б. Социальные процессы в советском городе в первой половине 1920-х гг. // Историческое значение НЭПа. С. 97—98.

К 1921 г. принципиально изменилась социальная структура российского общества. Основной фигурой стал крестьянин-собственник. Число кадровых рабочих сократилось до такой степени, что можно говорить о практически полном исчезновении кадрового пролетариата. Изменения, происходившие в социальном составе РКП, определялись, во-первых, особым положением партии в складывавшейся политической системе, которое притягивало наиболее активные элементы всех общественных слоев, и, во-вторых, социальной структурой общества, при которой значительное расширение партийных рядов могло происходить только за счет крестьян и нерабочих городских слоев.

Выходцы из этой среды уже в 1921—1923 гг. составляли более половины членов партии, притом что непосредственно «станковые» рабочие составляли меньшую часть ее численности. Усилия партии, направленные на увеличение доли рабочих, не дали в 1921—1923 гг. существенных результатов: пополнение 1922 года включало 3,2 % рабочих «от станка», 3,4 % крестьян и 39,4 % служащих.

Сохранение имиджа «рабочей партии» требовало массового привлечения в РКП «рабочего сырья», как выражались в то время, которое могло идти только из деревни. Определяющим фактором послереволюционных изменений стало не сохранение устойчиво высокой доли служащих и интеллигенции в составе партии, а резкое увеличение доли крестьян, до революции составлявших незначительный процент от общего числа членов РСДРП(б). Уже в 1922 г. на партийном съезде говорилось об усиливавшемся влиянии крестьян, как на местах, так и на съездах партии. В отсутствие иного резерва для пополнения партийных рядов, кроме вчерашних крестьян, приходивших на фабрики и заводы в ходе восстановления промышленности, влияние крестьян - носителей традиционной российской политической культуры - неизбежно должно было стать важнейшим фактором политического развития.* * Березкина О. С. Революционная элита переходного периода (1921—1927) // Свободная мысль. 1997, N 11. с. 56.

Многочисленные факты свидетельствуют, что зачастую рядовые члены партии стояли по своему культурному уровню, в лучшем случае, не выше основной массы населения. «Самый значительный слой рабочих и крестьян, - отмечали «Известия ЦК», - в большинстве своем не имеет элементарной политической подготовки».* * Там же, с. 56.

Массовые наборы в партию «от станка» и «от сохи» привели к дальнейшему понижению среднего уровня культуры рядового члена партии. Политическая грамотность кандидатов-«ленинцев» 1924 года была такова, что ЦК счел необходимым издать инструкцию, в которой обосновывалось требование «дать вновь вступившим немедленно по их вступлении основные сведения о партии». Уже на Х партсъезде отмечалось, что на местах «нет достаточно политического сознания среди новых членов», вследствие чего их можно «удержать и дать им такое направление, что они не доходят до дискуссии и не делятся на фракции». Этот факт объясняется, в частности, угнетенностью психики в связи с безработицей, тяжелым материальным положением, бестактностью активистов и, наконец, «остатками приниженности и забитости», в условиях которых выросла основная масса членов партии.

«Известия ЦК», в свою очередь, указывали на тенденцию слепого подчинения «начальству», боязни вышестоящих лиц и т. д.

С другой стороны, политическая активность части коммунистов базировалась на вере, граничащей с фанатизмом.

Характерным примером может служить ситуация, описываемая «Известиями ЦК»: неграмотный коммунист образцово выполняет партдисциплину, с каждым беспартийным спорит «чуть ли не до драки», защищая Советскую власть и партию, однако в разговоре с ним выясняется, что он не согласен с НЭПом, которого плохо понимает, хотя и защищает перед всеми, оправдывая партию. РКП для таких людей была не только и не столько политической партией, сколько своего рода религиозным орденом, требующим беззаветного служения и полного подчинения.

Вот типичное мнение коммуниста-"«ередняка» П. Н. Муравьева: «Во время «военного коммунизма» жилось тяжко, мучил холод, мучил голод, даже мороженый картофель считался редким экзотическим фруктом. Но самый остов, самый костяк существовавшего в 1918—1920 гг. строя был прекрасным, был действительно коммунистическим.

Все было национализировано, частная собственность вытравлена, частный капитал уничтожен, значение денег сведено к нулю, а вместо торговли по капиталистическому образцу - в принципе равное для всех распределение, получение материальных благ. Мы осуществили строй, намеченный Марксом в его «Критике Готской программы». Нужно было только влить в него материальное довольство - и все стало бы сказочно прекрасным.

Словно молотом по голове ударило, когда услышали, что нужно нефть в Баку и Грозном отдать заграничным капиталистам в концессию, что им нужно отдать в концессию леса на Севере, в Западной Сибири и множество всяких других предприятий. В тот самый момент, когда появилась такая мысль, здание Октябрьской революции треснуло, пошатнулось».* * Валентинов Н. НЭП: свидетельство заинтересованного // Знание - сила. 1990, N 8. С. 59.

Между тем, в октябре 1921 г. на московской партийной конференции Ленин указал, что о необходимости «новой экономической политики никто не спорил, и вся партия на съездах, на конференциях и в печати приняла ее совершенно единогласно», хотя немного позже он с усмешкой рассказывал, что на последнем расширенном исполкоме Коминтерна «некоторые непозволительным образом, по-детски, расплакались, видя, что мы отступаем».

 Ленина за НЭП отлетали от партийцев как горох от стены: «Ленин, - говорил редактор «Известий ВЦИК» Ю. М.

Стеклов, - произвел изумительный по смелости и решительности поворот политики. «Научитесь торговать!» - мне казалось, что я скорее губы себе обрежу, а такого лозунга не выкину. С принятием такой директивы нужно целые главы марксизма от нас отрезать».* * Валентинов Н. Указ. соч. с. 60.

Кроме того, Ленин жаловался, что в провинции новая политика остается в громадной степени неразъясненной и даже непонятой. Он начинал свирепо злиться, когда слышал, что большого внимания НЭП отдавать не следует: это, мол, новшество не всерьез и ненадолго. Отвечая на это, Ленин на Х конференции партии разразился ставшей знаменитой фразой: «НЭП - всерьез и надолго».

А когда член партии Варейкис бросил Ленину замечание, что с новой экономической политикой мы не можем руководствоваться марксизмом, тот крикнул: «Пожалуйста, не обучайте меня, что взять или что откинуть от марксизма, яйца курицу не учат!».* * Валентинов Н. Указ. соч. с. 60.

На одном собрании Ленин говорил своим товарищам по партии: «Когда я вам в глаза смотрю, вы все как будто согласны со мной и говорите «да», а отвернусь - вы говорите «нет». Вы играете со мной в прятки».* И Ленин пригрозил, что подаст в отставку со всех постов. Он заявлял о том самым серьезным образом. Стучал кулаками по столу, кричал, что ему надоело дискутировать с людьми, которые никак не желают выйти ни из психологии подполья, ни из младенческого непонимания такого серьезного вопроса, что без НЭП неминуем разрыв с крестьянством.

Угрозой отставки Ленин так всех напугал, что сразу сломил выражавшееся многими несогласие. Но уже в марте 1923 г. (когда Ленин лежал, пораженный параличом) Молотов в «Правде» писал, что, несмотря на два года проведения НЭП, нельзя сказать, что эта политика вполне понята и правильно оценена. Молотов констатировал простой факт, что продолжают существовать партийцы, считающие строй 1918—1920 гг. в его основе действительно коммунистическим и поэтому скорбящие, что от этого строя партия ушла к капитализму.

Сопротивление НЭПу - в виде остро появляющейся почти панической боязни ее - жило не где-то около партии, а в партии самой и в самых ее высших сферах.

В том же 1923 г. Троцкий в своем докладе о положении промышленности говорил о громадной опасности, созданной тем, что «мы вызвали в свет рыночного дьявола». Боязнь этого «дьявола» проявилась у Троцкого в сильнейшем виде в следующих словах: «Начинается эпоха роста капиталистической стихии. И кто знает, не придется ли нам в ближайшие годы каждую пядь нашей социалистической территории отстаивать зубами, когтями против центробежных тенденций частнокапиталистических сил!»* * Валентинов Н. Указ. соч. с. 61.

Троцкому вторил Пятаков, заместитель председателя ВСНХ: «Зародыши товарной капиталистической системы выросли и грозят неисчислимыми напастями социалистической системе».* «Всерьез и надолго» НЭП принят не был, только «под хлыстом» Ленина партия пошла на НЭП.

4. Положение основных слоев населения в годы НЭПА

Новая экономическая политика оставила глубокий след в памяти и душах ее современников - настолько был резок контраст со всем предшествующим и последующим.

«Памятны самые первые годы НЭПа, ознаменовавшиеся заменой продразверстки продналогом и становлением твердого советского рубля, - вспоминал А. Обросов. - Червонец стал золотым, в оборот вошли металлические деньги: серебряные рубли, полтинники, двугривенные, а также медные пятаки, трояки, копейки и даже полкопейки - гроши».* На улицах появились лоточники, торгующие шоколадом, конфетами, папиросами и другими товарами. Постепенно исчезали какие бы то ни было очереди; один за другим открывались магазины:

И чем больше расцветала частная инициатива, чем шире она захватывала позиции в торговле, промышленности, услугах, тем лучше, интересней и удобней становилось жить. «Это особенно ощущалось в 1927—1928 гг., - утверждал Обросов, - несмотря на то, что кувалда социалистической формы хозяйствования с ее непомерным и все убивающим централизмом уже была занесена и финансовый пресс давил все сильнее и сильнее, сводя на нет все усилия собственников и предпринимателей».* * Обросов А. Указ. соч. с. 114.

Наложил НЭП свой отпечаток и на взаимоотношения людей: постепенно забывались жестокие правила и санкции «военного коммунизма», канули в прошлое голод, неустроенность и боязнь за завтрашний день, люди стали добрее, милосерднее, раскованнее, но самое главное - они еще не разучились быть хозяевами и хорошо работать.

Хотя, казалось, Советская власть своей политикой ограничения частника и кулака этому препятствовала. Так, в мае 1924 г. житель Смоленской губернии Н. К. Тихонов жаловался: «Налогу с меня в нынешнем году 66 руб. золотом, за межевание 20 руб... Что-либо продайте, но мне эти деньги нужны во что бы то ни стало. Не жри, не спи, а отдай и не разговаривай, а иначе опись имущества и продажа с аукциона. Да еще год или полтора тюрьмы дадут за налог» (т. е. за неуплату налога). Ему вторило письмо из Ярославской губернии: «Дорогой сын, мы все разуты и раздеты. Что собрано с поля, вряд ли хватит покрыть долги. От Пасхи мяса не видели и вкуса не знаем, а работаем, как черти... Вроде золотой рыбки приходится жить в разбитом корыте».* * Измозик В. НЭП через замочную скважину. Советская власть глазами советского обывателя // Родина. 2001, N 8.

«Вот тебе и «власть Советов», - писала жительница Краснодара, - горе то, что житья нет: то патент, то облигации, то уравнительный, то поимущественный и т. д., а тут еще новый квартирный налог. Да разве это все. Этому и конца нет».* * Там же, с. 82.

Недовольны своей жизнью были и нэпманы. Вот что сообщала владелица магазина: «Уже несколько месяцев, как мы... начали снова влезать в долги... Налоги и сборы превышают заработок... Сегодня извещение, чтобы уплатить 50 червонцев уравнительного налога в 2 раза.

Это в 8 раз больше, чем в прошлое полугодие. От общего бедствия нам не легче, а еще тяжелее, кругом кошмарно».

Особенно тяжко было в полосе неурожая, охватившего около 20 губерний России. Из Тамбовской губернии в мае 1925 г. приходили такие известия: «Кругом на сто верст сильный голод. Ходят милостыню просить, но подать некому. У многих ничего не сеяно и озимых нет. Продают свои последние вещи и инвентарь, и скот, которое все не ценится и покупать некому, хлеб стоит 4 руб. пуд, а лошадь 30 руб., а корова 15 руб. Государство понемногу дает семена слабым, но этого слишком мало... Большая ненависть и зло к тому, у кого хлеб есть».* * Там же, с. 83.

Неподдельный интерес вызывали те действия власти, которые реально касались крестьянской жизни. В декабре 1925 г. житель Северодвинской губернии так оценивал итоги прошедшего года: «Мы живем хорошо. Урожай хлеба этот год хороший, на самогон запрета нет. Гонят вино, выпивают и Советскую власть благодарят. На нас не нажимают, жизнь обещают хорошую... раньше на мужика-бедняка нажимали, а теперь дают всякие льготы; видно, мужик власти приглянулся».* * Измозик В. Указ. соч. с. 82.

Более сдержанно оценивал ситуацию Сазон Северихов из Воронежской губернии: «Налог нынче малый...

Хорошо живется кустарям и торговцам. Одним словом, теперь только тому хорошо жить, кто имеет помимо крестьянства доход». Постороннему же наблюдателю жизнь деревни по-прежнему представлялась крайне тяжелой. В октябре 1925 г. неизвестная женщина писала в Эстонию: «Так близко я никогда с крестьянами не жила... Спят на полу вповалку, удивлены, зачем у нас кровати. Вытираются такой грязной тряпкой, что пол такой не моют. Едят щи пустые и картошку. Масло, яйца, телят и свиней продают... русские мученики. Покрываются шубами-половиками. Салфетки постилают два раза в году. В лекарства не верят, знахари приезжают... Кажется мне, что я живу не в ХХ в., а в VIII, до крещения Руси».* * Измозик В. Указ. соч. с. 82.

В январе 1923 г. в печати началась кампания, в ходе которой утверждалось, что рабочий класс живет слишком жирно и, следовательно, необходимо урезать ему зарплату, чтобы крестьяне не чувствовали себя обиженными.

Большевики исходили при этом из того, что ограничение потребления рабочих способствует росту социалистического накопления. Многие из них считали благом бедствия революции и гражданской войны, приучавшие рабочих проживать на уровне ниже того, что был в царской России. «Страшная нищета периода войны и революции, огромное снижение привычных потребностей рабочего класса, - писал член коллегии Наркомфина Е. А. Преображенский, - служили и служат одним из факторов социалистического накопления в том смысле, что рабочему классу после такого недавнего прошлого легче удается провести самоограничения своих потребностей в годы, когда задачи социалистического накопления стоят на первом плане».* * Цит. по: Иванов Ю. М. Положение рабочих России в 20 - начале 30-х гг. // Вопросы истории. 1998, N 5. С. 30.

Между тем, положение рабочих и так было достаточно тяжелым. О том, что многие семьи жили за чертой бедности, говорит письмо школьного работника из Ленинграда: «Тот, кто получает 40—50 руб. и имеет 2—3 детей, обречен на голодовку. У меня в одной школе, где дети главным образом рабочих, до 20 % цинготных, а все из-за питания. На картофеле и черном хлебе далеко не уйдешь. В этой же школе 88 % малокровных и 9 % туберкулезных».* * Измозик В. Указ. соч. с. 83.

«Молоко, сливочное масло и яйца, - писала Е. О. Кабо, проводившая бюджетное обследование в Москве, - не являются предметами массового потребления и употребляется в рабочих семьях постольку, поскольку там есть дети, больные и пр. Для воспитания и питания детей взрослым рабочим приходится отказываться не только от удовлетворения других потребностей, но и сокращать свое питание».* Недоедание российских рабочих подтверждается и материалами медицинских обследований. «Если считать, - пишет санитарный врач Латышев, обследовавший дроболитейный завод «Пролетарская диктатура», - средний вес для взрослого мужчины 65 кг, а для женщины 55 кг, то у наших рабочих он ниже нормы. У женщин - производственных рабочих средний вес около 50 кг, у мужчины - около 60 кг».* * Иванов Ю. М. Указ. соч. с. 32.

Еще более осложняли положение рабочих периодические перебои в снабжении города хлебом. Так, в августе 1924 г. «из-за неурожая - по городу с июня за мукой и хлебом тысячные очереди». В апреле 1925 г. «хлеб вдруг исчез везде, торговали в течение двух дней хлебом по 2 руб. 80 коп. и 3 руб. за пуд, а потом больше и не было».* * Измозик В. Указ. соч. с. 83.

В деревнях у некоторых наверняка хлеб был, но все боялись голода - и хлеба не продавали. В мае 1925 г. из Пермской губернии сообщали: «Хлеба нет, в кооперативе дают хлеб по карточкам, по одному фунту в день, тем, кто работает. Молоко 25 копеек бутылка, булка маленькая 15 коп., яйца 60 коп. десяток, все дорого, как в 1918 г.».* * Измозик В. Указ. соч. с. 83.

В конце концов, дело закончилось введением в 1928—1929 гг. карточек, чему предшествовала нормированная продажа хлеба в Москве и Ленинграде. «С рынка припасы исчезли, - записывал в своем дневнике современник, - мяса нет. С усилиями его достают, становясь в очередь с раннего утра, да и получают не все, по полкило.

Карточек на мясо не вводят, ибо нечего было бы раздавать. Продажу белого хлеба по двойной цене прекратили, без карточек хлеба не купишь. В магазинах полки пустые».* * Иванов Ю. М. Указ. соч. с. 33.

Невероятно ужасными были и жилищные условия большинства рабочих. «80 % работников водных путей (имеются в виду работники речного транспорта) вынуждены селиться со своими семьями, - писалось в 1924 г., - в полуразвалившихся и затопляемых бараках и землянках или в ближайших деревнях за 5—10 верст от районов и мест работы. Наблюдаемая чрезмерная скученность приводит к повышенной заболеваемости, развитию эпидемий и увеличению смертности. В особо тяжелых жилищных условиях находятся рабочие Бондюжного химического завода. Скученность невероятная, квартиры ветхие, сырые, ежегодно затопляемые, крайне антисанитарные.

Значительная часть рабочих в сезон навигации вынуждена жить в дровах, в буквальном смысле этого слова (устраивают под сложенными дровами ямы и в них ютятся».* * Иванов Ю. М. Указ. соч. с. 33.

В 1927 г. глава правительства Рыков был вынужден открыто признать, что с жилищами «в целом ряде районов чуть ли не хуже, чем до войны». Работница Ярцевской фабрики Новикова рассказывала на ХII Всероссийском съезде Советов: «В настоящее время мы живем в очень плохих квартирных условиях. У нас работают крестьяне, которые приходят из деревни за 7—8 верст на фабрику. У нас нет для них помещений и они должны после работы в грязь и ненастную погоду возвращаться за 7—8 верст домой. Рабочие, которые живут возле фабрики, помещаются в построенных еще при капиталистическом строе казематах или, как их называют рабочие, казармах.

Нас спрашивают: «Товарищи, почему вы такие бледные? Да, потому, что в наших жилищах мало воздуха. После 8- часовой работы на фабрике нам приходится возвращаться в казармы, в которых дается площадь только 2 кв. м для семьи в 3—5 человек. Это недопустимо. Есть случаи, когда в одной каморке живут три семьи».* * Иванов Ю. М. Указ. соч. с. 33—34.

Еще хуже были жилищные условия шахтеров. Так, делегат упомянутого съезда от Кузнецкого округа Базанов говорил: «Мы должны дать возможность рабочим вылезти из землянок. Они получают кредит в 100 руб. и вынуждены на эти деньги строить себе жилища. Как они это осуществляют? Они роют особую хату в земле и в ней живут, т. е., работая на 50—60 саженей под землей и вылезши оттуда после 6 часов работы, они снова вынуждены лезть в землю...»* * Иванов Ю. М. Указ. соч. с. 33—34.

Совместное проживание в одном помещении нескольких семей рабочих было обыденным явлением, отрицательно сказавшимся на моральном климате, о чем в те годы было не принято говорить. О каком здоровом быте можно говорить, если у 45 % семей не было индивидуальных постелей! «Многие члены семей, - отмечалось в материалах обследований, - вынуждены спать вповалку на общей семейной постели или ночевать на полатях, лежанках, сундуках, а часто на полу. Как свидетельствуют данные жилищной анкеты по Москве, от недостатка кроватей особенно сильно страдают дети и подростки: отдельную кровать имеют всего четверть обследованных детей, считая и детей грудного возраста. Большая половина спящих на кровати спят по двое на одной кровати или разделяют ее со своими родителями».* * Иванов Ю. М. Указ. соч. с. 33—34.

Гнетущая атмосфера неустроенности распространялась и на коммунистов, членов партии и на их близких, положение которых было все же немногим лучше участи большей части рабочих. Семья оказывалась в тяжелой ситуации, становилась заложником постоянного психологического стресса.

Эту обстановку ярко описывает в своем дневнике Литвинов - студент Института красной профессуры в 20-е гг.

Речь идет о его соседке по общежитию: «У нас пыталась покончить самоубийством, - пишет Литвинов, - молодая, красивая, нежная жена механика. Думал ли я, что она будет стреляться скорее моего? Ходят разные слухи. Я, однако, думаю, совсем иное. Кажется, ей просто надоела эта жизнь - грязная, серая, нудная, в коммунистической казарме. Воспитанная в красоте, она не могла перенести «прелестей» нашего страстного монастыря, с его обычаями, которые претят мало-мальски эстетически развитому человеку, с его вонючими коридорами, с его коммунизмом и его красными профессорами, с его жизнью нараспашку, на ладони, на виду у всех. В жизни души, рожденные для красоты, ищут тайного уголка. Без него жить совершенно невозможно для многих людей. А в жизни коммунистов этого укромного уголка нет. Опротивела ей наша жизнь, опротивел и муж, хотела вырваться, сил не хватило, взяла и стрелялась».* * Цит. по: Тяжельникова В. С. Самоубийства коммунистов в 1920-е годы // Отечественная история. 1998, N 6. С.

На таком фоне резко бросалось в глаза растущее благополучие и прямо-таки роскошь верхов партии и общества.

Так, многие запомнили прием в честь иностранных гостей в связи с 200-летием Академии наук осенью 1925 г.: «Был обед в Розовом мраморном зале музея Александра III. Там было сервировано 8 столов по 50 человек, прислуживало 150 лакеев... столы утопали в цветах, которые были не только в хрустальных вазах, но даже были украшены кушанья. Икра стояла 10-фунтовыми банками. Целые фазаны в перьях. Вина потрясающие, шампанское лилось рекой. Обед, говорят, стоил 200 000 рублей. Русские дамы блистали туалетами. Особенно всех сразила жена Луначарского (наркома просвещения). Она была в дивном белом туалете, вся замотана горностаем, в бриллиантах, на ногах серебряные чулки и туфли расшиты серебром».* * Измозик В. Указ. соч. с. 87.

Такое положение вызывало отрицание у многих в стране. В ноябре 1925 г. житель Одессы делился с братом накипевшим: «Получил письмо от отца. Он без работы и его нигде не принимают. Живу я в подвале. Не знаю, что будет с нашим семейством. И это в то время, когда у отца такие сыновья, как мы с тобой, члены партии, стоим на защите Соввласти... Что же мы защищаем? Неужели то, чтобы одни вымирали с голода, а другие ездили на курорты и вырезали излишки жиру... В 1925 г. во многих селах Украины ели суррогаты, которые в доброе время не будет есть ни лошадь, ни собака, а в городах пьют шампанское... есть для чего подняться рабочему и крестьянину и сбросить всю эту свору, чтобы она еще раз украсила тротуары своими распоротыми животами...»* * Там же, с. 85.

Неприятие повседневно-бытовой стороны НЭПа, явное несоответствие тому, «за что боролись», на фоне нервного переутомления и крайняя форма реакции на повседневные события отличала многих рядовых партийцев. Приведем пример: «Комсомолец Мамалыга работал на селе. Секретарь райкома снял его с должности, как не соответствовавшего своему назначению, он попал в тяжелую нужду и неимоверно голодал. Перед самоубийством Мамалыга был в Одессе, где, видя одесскую обстановку, вернувшись на село, делился об этом со своими товарищами-комсомольцами, что «мы, мол, голодаем, а там с жиру бесятся», причем однажды вечером, взяв винтовку, он пошел на могилу какого-то товарища и там застрелился».* * Тяжельникова В. С. Указ. соч. с. 166.

Когда НЭП был в самом разгаре, по партии прокатилась волна самоубийств. «Всплеск самоубийств» был зафиксирован в 1925 г., когда в некоторых партийных организациях они принимали «чуть ли не массовый характер». Каждый случай вызывал обсуждения и толки, парторги формировали отношение к самоубийце как к предателю дела революции, пораженцу, ушедшему от активной борьбы. Официальное осуждение на собрании сопровождалось внутренним сомнением, личным состраданием, шоком от произошедшего. Опасность идейных мотивов суицидального поведения настораживала высшее руководство: пугал индивидуальный характер протеста

Коммунист, прошедший войну, революцию, бесстрашно строчивший из пулемета, не мог понять новой советской действительности с буржуазией, ресторанами и танцами. Но и изменить ее он тоже не мог - борьба закончилась, стрелять в буржуев никто не приказывал, оставалось стрелять в себя, как генералу, проигравшему сражение, потерявшему армию и бессильному что-либо изменить.* * Тяжельникова В. С. Указ. соч. с. 158.

То, что задевало революционную элиту, тем более отражалось на рядовых гражданах: рабочих, крестьянах, служащих, терпящих голод и лишения, тогда как нэпманы, управленцы и верхи партии пользовались всяческими благами. Большинству такое положение надоедало. В июле 1924 г. неизвестная ленинградка писала: «Эта жизнь в борьбе за черный кусок хлеба и кашу с постным маслом осточертела».

5. Заключение

Итак, НЭП - это, прежде всего, попытка интеграции в рамках единого хозяйственного комплекса качественно разнородных производственных сил и укладов, т. е. тип многоукладной экономики, внутренне неустойчивый по самой своей природе. Цель НЭПа - максимально быстрое преодоление этой многоукладности на путях создания однородного социалистического общества. («Из России нэповской будет Россия социалистическая»). Главная черта НЭПа - резкий разрыв между городом и деревней в технологическом, организационно-производственном, политэкономическом и др. отношениях. Причем новая экономическая политика осуществлялась при отсутствии нормальных связей с мировой экономикой. В условиях неблагоприятного, если не сказать враждебного, международного контекста; интеграции в едином процессе воспроизводства тяготеющего к расширенному воспроизводству города и ориентированной главным образом на простое воспроизводство деревни, стремление партийно-государственного руководства к ускоренной социальной, экономической, культурной модернизации общества не могло не вести к постоянным сбоям.* * Горинов М. М. Социально-экономическая ситуация второй половины 20-х гг., проблемы внутрипартийной борьбы // Историческое значение НЭПа. С. 193—194.

Эти сбои обуславливали ухудшение положения рабочих и крестьян и, следовательно, рост недовольства Советской властью. С другой стороны, неприятие новой экономической политики, считающей ее отступлением от завоеваний социалистической революции, у многих как рядовых партийцев, да и в верхах Коммунистической партии, способствовало отказу от нее. НЭП был свергнут - и взят курс на индустриализацию и коллективизацию в СССР.

6. Использованная литература

1. Историческое значение НЭПа: Сб. научных трудов. М., 1990.

2. Поляков Ю. А., Дмитриенко В. П., Щербань Н. В. Новая экономическая политика. Разработка и осуществление. М., 1982.

3. Березкина О. С. Революционная элита переходного периода (1921—1927). // Свободная мысль. 1997, N 11.

4. Валентинов Н. НЭП: свидетельство заинтересованного. // Знание - сила. 1990, N 8.

5. Обросов А. В ложе Совнаркома. Рассказ о времени, которое называли золотыми годами НЭПа // Родина. 1991, N 9—10.

6. Измозик В. НЭП через замочную скважину. Советская власть глазами советского обывателя // Родина. 2001, N 8.

7. Иванов Ю. М. Положение рабочих России в 20-х - начале 30-х гг. // Вопросы истории. 1998, N 5.

8. Тяжельникова В. С. Самоубийства коммунистов в 1920-е гг. // Отечественная история. 1998, N 6.