Гибель большевистской партийной интеллигенции и обновление политической элиты во второй половине 30-х гг
Скачать реферат: Гибель большевистской партийной интеллигенции и обновление политической элиты во второй половине 30-х гг |
|||
|
|
Содержание реферата
Вступление
1. Организация массового террора против руководящих кадров во второй половине 30-х гг.
1. Причины массового террора Параграф
2. Система мер, предпринятых Сталиным и его окружением против большевистской партийной элиты
2. Курс Сталина на физическую ликвидацию оппозиционеров Параграф
1. Акции преследования лидеров оппозиции, проводимых в условиях полицейско-диктаторского режима Сталина
2. Изменение состава и характера правящей партии в 30-е гг.
Заключение
Библиография
Вступление
Формирование большевистской политической элиты произошло в революционный период, который является предэтапом ее функционирования.
Периоды Октябрьской революции и гражданской войны составили 1-й этап развития оформившейся властной замкнутой группы — "старой партийной гвардии".
1921—1928 гг. 1представляют собой 2-й этап функционирования элиты, ее господства. Для характерны утверждение в общепартийном строительстве иерархической структуры, бюрократизация и дифференциация центральной и региональной элит, образование и разгром троцкистской внутрипартийной "субэлиты" антисталинского характера.
1929—1939 гг. — 3-й этап эволюции и трансформации большевистской политической элиты, отчужденной от трудящихся масс, расколотой на группировки-субэлиты, пытавшейся сопротивляться, но в итоге подчинившейся авторитарно-бюрократическому режиму и погибшей большей частью в ходе террористических репрессий.
Изучение особенностей властно-бюрократической группы советского общества 20—30-х гг. позволило историкам дать следующее определение этому специфическому явлению: "Большевистская политическая элита — конкретно-историческая, относительно самостоятельная, внутренне неоднородная общность профессиональных партийных деятелей, объединенных марксистскими мировоззренческими ценностями, традициями и опытом революционной и гражданской борьбы, властными монопольными полномочиями, привилегированным положением в политической системе диктатуры большевизма и приверженностью к устаревшим нормам внутриэлитной демократии".
В своей работе я рассматриваю проблему гибели большевистской партийной интеллигенции и обновление политической элиты во второй половине 30-х гг.
Первая глава посвящена рассмотрению причин массового террора против руководящихся кадров во второй половине 30-х гг., а также методам борьбы Сталина против большевистской политической элиты.
Во второй главе рассматривается курс Сталина на физическую ликвидацию оппозиционеров, анализируются изменения в составе правящей партии.
1. Организация массового террора против руководящих кадров во второй половине 30-х гг.
1. Причины массового террора
К середине 30-х гг. в СССР утвердилась чрезвычайная система управления с характерной для нее максимальной централизацией власти в руках аппарата управления и высшего политического руководства. В этой системе были резко ослаблены позиции старой большевистской партийной элиты. Система стала выполнять функции не осуществления власти, а института поддержки и одобрения курса авторитарно-бюрократического режима.
Сталинский режим диктатуры подменил народное правительство, разобщил и расколол старую партийную гвардию, превратив ее в ширму для себя. Новый партийно-государственный аппарат превратился в последовательную бюрократическую систему, каждое звено которой было полновластным по отношению к нижнему звену и имело лишь исполнительную функцию по отношению к вышестоящему органу. Служащие этого аппарата теряли многие признаки элиты и абсолютно зависели от воли вождя-диктатора.
Развязанный террор против кадрового корпуса, который был чем-то вроде опоры властного режима, до сих пор вызывает споры среди ученых-историков.
Одни считают его проявлением сталинской шизофрении, другие видят в нем издержки логичной акции уничтожения врагов власти, третьи считают его попыткой защитить национальные интересы страны уничтожением деятелей еврейской национальности, заполнивших административный аппарат, четвертые доказывают его адекватность тоталитарной системе власти, не могущей существовать без создания подсистемы страха. Во всех этих позициях есть большая или меньшая доля истины. Но основная причина террористического избиения руководящих кадров заключалась в стремлении режима поддерживать в обществе необходимый уровень революционного, трудового энтузиазма народа, его готовности к самопожертвованию, абсолютной веры в партийных вождей, чего можно было достигнуть только в условиях конфронтации с внешним и внутренним врагом.
Перманентная классовая борьба с кулаками, вредителями, нэпманами, оппортунистами, превратившимися во "врагов народа", "германо-японских шпионов" и "контрреволюционеров-троцкистов", стала тем стимулом, который позволил сталинизму еще раз взбодрить уже уставшее от постоянного напряжения общество, призвать его к новым жертвам во имя будущего счастья. И, надо признать, — это удалось сделать. В целом большинство народа верило в предложенные объяснения — и с энтузиазмом выполняло поставленные задачи.
Но помимо этой главной цели, сталинизм решал и более узкие задачи, связанные с самосохранением и упрочением своей власти. К середине 30-х гг. партийная интеллигенция оппозиционного характера была в целом подавлена в морально-политическом отношении. Ее видные представители типа Н. И. Бухарина либо замолчали, либо запели новые "песни". Однако Сталина беспокоила технократическая часть старой партийной гвардии, которая сохраняла важные посты и могла в определенных пределах корректировать ошибочные действия руководства. Такие большевики, как Н. К. Антипов, П. А. Богданов, Н. П. Брюханов, А. С. Бубнов, Э. И. Квиринг, Г. М. Кржижановский, П. А. Красиков, А. М. Лежава, Г. И. Ломов-Оппоков, Н. А. Милютин, Г. К. Орджоникидзе, Г. И. Петровский, Д. Е. Сулимов и целый ряд других деятелей, включая большую часть военачальников, обладали авторитетом и одновременно властными полномочиями. Они могли в случае крайней необходимости выступить против произвола — и уже начинали в частном порядке обсуждать сложившуюся в партии и стране ситуацию. Осуждая разгромленную оппозицию, эти деятели проявляли сдержанность в ее критике.
Поддерживая сталинское руководство, они сосредоточивались на выполнении конкретных хозяйственных и других задач, рассчитывая на ослабление режима и частичную демократию. И. В. Сталин был осведомлен об этом "молчаливом большинстве" элиты — партийной технократии — и логично опасался, что по мере роста числа молчащих и оформления их взглядов может возникнуть новое качество — массовая оппозиция, чреватая осложнениями для режима власти.
2. Система мер, предпринятых Сталиным и его окружением против большевистской партийной элиты
Осознавая, что трудности экономического развития могут стимулировать выступления против его политики, Сталин и его окружение предприняли систему мер, направленных против большевистской партийной элиты.
Все использовавшиеся ранее методы контроля, наблюдения, чисток, репрессий получили мощный импульс и новое качество содержания. Например, еще в 1930 г. было начало массовое изъятие из библиотек работ оппортунистических авторов. А с 1933 г. эта акция проводилась с таким размахом, что было изъято 60 % библиотечных фондов. Комиссия Оргбюро ЦК под председательством А. А. Андреева подготовила постановление "О политико-воспитательной работе во ВТУЗах".
Профессорско-преподавательский состав ставился под прямой контроль парткомов и политпомощников ректоров вузов. Вводилась обязательная дисциплина — история ВКП(б), освещавшая деятельность правящего режима в апологетическом духе. Разноголосой критике подвергся 4-томник "Истории ВКП(б)" под редакцией Ярославского за недостаточный показ роли Сталина, шельмовались воспоминания Н. К. Крупской, А. Г. Шляпникова. Ужесточенные требования Сталина отразили 16-е издание "Очерков истории ВКП(б)" Н. Попова, "Краткая история ВКП(б)" В. Кнорина и двухтомник "Краткой истории ВКП(б)" Е. Ярославского. В этих учебниках препарировался опыт борьбы против инакомыслящих в ВКП(б). Это осуществлялось путем систематизированного изложения документов ЦК и речей Сталина, а также вырванных из контекста платформ и групп отдельных выражений. Стремление части большевиков отстаивать иные взгляды обозначалось как попытки подрыва партийного единства и дисциплины, являющиеся прямым пособничеством реставраторским поползновениям буржуазии.
Естественно, что представители старой гвардии, видевшие историю своей партии от самого начала, знавшие подлинную цену ее современным вождям, становились опасными свидетелями. Их значительный авторитет как соратников самого Ленина придавал значение каждому их слову в воспоминаниях и в оценках действительности. Чем дальше отходил правящий режим от подлинных идеалов социализма и народовластия, тем большую опасность для авторитарно-бюрократического режима заключала в своем существовании старая политическая элита и, прежде всего, партийная интеллигенция.
Режим начал с середины 30-х гг. ограничивать деятельность таких центров революционеров, как общества бывших каторжан и ссыльнопоселенцев, старых большевиков. Хотя эти организации в своей работе все больше скатывались к функциям профсоюзного плана и занимались в основном привилегированным социальным обеспечением своих членов, они все еще претендовали на выражение своей позиции, требовали отчетов представителей ЦК о текущей политике и выражали свое мнение. Чтобы не осложнять функционирования режима личной власти Сталина, общество старых большевиков в скором времени было полностью распущено.
Последним партийным форумом, на котором была представлена в составе политической элиты действующая часть старой партийной гвардии и большевистская интеллигенция, был XVII съезд ВКП(б). Собравшийся в дни 10-летней годовщины смерти Ленина, он был подчинен задаче подведения итогов политической борьбы в правящей партии. Центральной идеей всех выступлений стало доказательство тезиса о разгроме оппортунизма как главном условии победы социализма.
На съезде с покаянными речами выступили бывшие лидеры всех оппозиций, разгромленных после смерти В. И. Ленина: Н. И. Бухарин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Н. А. Осинский, А. Преображенский, Г. Л. Пятаков, К. В. Радек, А. И. Рыков, Н. П. Томский.
От "право-левацкого" блока выступал только В. В. Ломинадзе, т. к. Сырцова не допустили к участию в съезде из-за его строптивости, проявленной в ходе чистки. Ломинадзе в 1931 г. был направлен к Наркомснаб начальником научно-исследовательского сектора, а позднее секретарем парткома завода № 24. После чистки в 1933 г., он был возвращен на политическую работу благодаря Орджоникидзе и получил направление на работу в Магнитогорск секретарем горкома партии.
Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский еще в большей степени признали антиленинский и антипартийный характер своих идейно-политических платформ и абсолютную истинность курса И. В. Сталина. Провозглашая здравицы в честь "гениального вождя", "славного фельдмаршала пролетарских сил", бывшие оппоненты Сталина проявили очевидную неискренность, т. к., в отличие от многих, они имели полное представление о реальных негативных качествах И. В. Сталина. Однако не исключено, что они были среди делегатов съезда, которые проголосовали при выборах ЦК ВКП(б) против кандидатуры Сталина.
Существует гипотеза, что в ходе XVII съезда образовался "антисталинский блок" секретарей обкомов, недовольных экономическими провалами, произволом Сталина в отношении кадров. Эта группа во главе с Б. Шеболдаевым на совещании на частной квартире предложила якобы С. М. Кирову возглавить Политбюро ЦК в качестве генсека ЦК ВКП(б). Киров не только отказался взять на себя ответственность за развитие страны, но сообщил об этом Сталину. Это событие не подтверждается никакими документами и излагается в печати со ссылкой на воспоминания старых большевиков. Однако злодейское, таинственное убийство Кирова, ликвидация 98 членов и кандидатов в члены ЦК из 139 избранных на XVII съезде служат косвенным подтверждением того, что попытка организовать смещение диктатора могла иметь место.
Показательна история с подсчетом голосов при выборах состава ЦК на съезде, когда против Кирова проголосовало 3 делегата, а против Сталина значительно больше. По воспоминаниям делегатов съезда, проголосовавших против Сталина было 270 человек, но официально объявлено — 3. Проверка материалов счетной комиссии в 1989 г. показала, что отсутствует чуть более 100 бюллетеней, а не 270. Хотя цифры не сходятся с показаниями свидетелей, ясно, что фальсификация подсчета голосов была налицо.* Другим характерным фактом является практически одновременное уничтожение в октбяре 1937 г. группы секретарей обкомов в составе Б. П. Шеболдаева, А. Д. Саркиса, И. Д. Кабакова, Б. А. Семенова, А. И. Криницкого, Т. П. Румянцева, М. М. Хатаевича, И. П. Носова, Н. И. Разумова, А. С. Калыгиной, А. К. Лепа. Большинство из них расстреляно 30 октября 1937 г. Если учесть практику НКВД в формировании на местах региональных дел различных групп — "ответвлений" троцкистских и других придуманных следствием организаций и с последующими арестами региональной верхушки, то не исключено, что группа секретарей обкомов проходила по одному общему делу.
Для организации массового террора против партийных кадров было использовано убийство Кирова, совершенное, по мнению большинства историков, при участии НКВД 1 декабря 1934 г. После этого преступления в стране началась вакханалия репрессий и проработок всех бывших оппозиционеров, в том числе участников группы Сырцова. Благодаря Г. К. Орджоникидзе Сырцов и Ломинадзе не были исключены из партии в 1930 г. и были направлены на ответственную работу.
К середине 30-х гг. Орджоникидзе перестал быть ярым приверженцем Сталина и занял более умеренные позиции в отношении темпов индустриализации и методов ее осуществления. Вокруг него сгруппировалось большое число энергичных технократов, стремившихся к решению хозяйственных проблем без политиканства, идеологических кампаний, авралов, борьбы с вредительством. Орджоникидзе предпринял активные попытки защитить директорский корпус от репрессий. Но, учитывая обстановку в стране, это делать становилось труднее и опаснее.* * Хлевнюк О. 1937 г. — противодействие репрессиям. //Коммунист. 1990. № 18. С. 100.
2. Курс Сталина на физическую ликвидацию оппозиционеров
1. Акции преследования лидеров оппозиции, проводимых в условиях полицейско-диктаторского режима Сталина
Акции преследования лидеров оппозиции, проводимые в условиях полицейско-диктаторского режима Сталина Сталин и его ближайшее окружение взяло курс на физическую ликвидацию оппозиционеров — врагов партии и создаваемого им тоталитарного государства. Проведенные под руководством Г. Г. Ягоды акции по преследованию сравнительно небольшой группы лидеров оппозиции, обвиненных в причастности к убийству Кирова, не устраивали вождей масштабом и ограниченными последствиями. Ягода при всей своей моральной ущербности явно воздерживался от массовых репрессий в отношении старой партийной гвардии. В сентябре Сталин вместе с Ждановым послал из Сочи телеграмму Молотову, Кагановичу и другим членам Политбюро. Авторы считали "абсолютно необходимым и срочным делом" назначение Ежова на пост Наркомвнудела, тогда как Ягода "явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока".* * Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 138.
Н. И. Ежов не был профессиональным революционером, как Г. Ягода, он представлял из себя типичного сталинского выдвиженца нового призыва. Он был выходцем из рабочей среды, имел начальное образование, член партии с 1917 г. Это так называемый типичный "человек во френче", люмпен-пролетарий, поднявшийся благодаря фанатизму и исполнительности до самых верхов партийной иерархии. Замнаркома земледелия в период коллективизации, заворграспредотделом в период чисток и реорганизации партаппарата, он стал тем преемником устраненного Ягоды, который наилучшим образом отвечал поставленным сталинизмом задачам. Многочисленные ежовы стали основой того слоя бюрократии, появление которого предвидел в 1923 г. левый эсер, бывший нарком юстиции И. З. Штернберг. Он писал: "Диктатура партии, а позже и небольшого круга партийных деятелей, т. е. незначительного меньшинства, приводит к тому, что власть избегает всех сознательных и идейно стойких своих противников, а на места управления ставит своих людей, ей преданных... Это ведет к росту и укреплению чиновничества, к диктатуре бюрократии, засилью временщиков, еще большему отрыву правительства от масс, но чтобы вся эта система держалась, необходимо постоянное использование орудия террора... И, вследствие этого, в среде самой бюрократии выделяется особый слой ее, который непосредственно владеет этими орудиями террора, непосредственно пускает их в ход. Диктатура бюрократии при диктатуре террора означает на самом деле диктатуру полиции..."* Можно без преувеличения считать назначение Ежова на пост наркома НКВД рубежом в оформлении полицейско-диктаторского режима Сталина, его апогеем.
С приходом Ежова в НКВД репрессии резко активизируются. Он производит замену 20 тыс. старых чекистских кадров, в том числе с дореволюционным партстажем, и выводит к руководству местными управлениями НКВД сталинские кадры, рвущиеся сделать карьеру и славу на костях отживших и "выживших из ума" старых большевиков. Новый состав чекистов оттолкнулся от "скромных" достижений Менжинского — Ягоды, возведя их в кратные степени и забыв вообще о существовании таких понятий, как честь, совесть или просто революционные традиции и значение опыта.
В январе 1937 г. состоялся процесс по делу "параллельного антисоветского троцкистского центра", осудивший видных руководителей промышленности Г. Л. Пятакова, Г. Я. Сокольникова, К. Радека, С. А. Ратайчика и других представителей старой большевистской элиты. По всей стране начинается вакханалия поиска вредителей и саботажников, якобы срывающих социалистическое строительство. А ведь на самом деле эти годы характеризовались устойчивым ростом производства.
Г. К. Орджоникидзе попытался притормозить масштабы преследования хозяйственных руководителей. Готовясь к выступлению на предстоящем пленуме ЦК ВКП(б), Орджоникидзе обобщает факты фальсификации НКВД актов вредительства и вступает в полемику со Сталиным. Накануне пленума, 18 февраля, Орджоникидзе ушел из жизни, по официальной версии — от паралича сердца, по версии доклада Н. С. Хрущева на ХХ съезде КПСС, в результате самоубийства, по современным версиям — был убит энкаведешниками.
На состоявшемся в феврале-марте 19 13 07 г. пленуме ЦК ВКП(б) вопросы репрессий против партийно-государственных кадров из числа большевистской элиты были центральными.
Открывшие пленум доклад Н. И. Ежова и выступление А. И. Микояна изобиловали фантазиями на тему преступлений Бухарина и Рыкова, ставших якобы вдохновителями антисоветского подполья, начиная с 1930 г. Систематизировав известные факты инакомыслия партийных деятелей из окружения этих бывших членов Политбюро, они сформулировали обвинения о создании организационного центра в Москве, в состав которого входили Бухарин, Рыков, Томский, Угланов и Шмидт. Выступления Бухарина и Рыкова, попытавшихся оправдаться, были буквально освистаны и зашиканы. Не только сталинские клевреты Молотов и Каганович, Ворошилов, Шверник, Вышинский, Шкирятов участвовали в разоблачительных акциях, но и будущие жертвы террора: Петерс, Косиор, Эйхе, Постышев, Рудзутак.* * Вопросы истории 1992 № 2 С. 30—45.
Подводя итоги разоблачения очередных врагов народа, И. В. Сталин углубил давно муссировавшееся положение об активизации контрреволюционной деятельности врагов по мере успешного продвижения по пути социализма. Фактически на пленуме была официально закреплена политическая линия на организацию массовых репрессий по отношению к руководящим кадрам сверху донизу.
В июне 1937 г. Сталин поставил вопрос о продлении наркомвнуделу Н. И. Ежову чрезвычайных полномочий для уничтожения врагов народа. Неожиданно для него на пленуме против инквизиторских замыслов выступил Г. Н. Каминский, приведший факты нарушения законности со стороны НКВД, и выразил недоверие секретарю Закавказской парторганизации Л. П. Берии. Каминского поддержал И. А. Пятницкий (Тарсис), член партии с 1898 г., организатор конспиративной работы в Коминтерне. Он выступил с обвинением Ежова в преступной деятельности.
Героические поступки этих деятелей не могли в создавшихся условиях что-либо изменить. Это были акты самопожертвования, когда большевики-интеллигенты во имя высших идеалов социализма, которым они посвятили свою жизнь, подняли свой голос против диктатуры и репрессий. Молотов, Каганович и Ворошилов в беседе с Пятницким пытались убедить последнего отказаться от своих слов. Он заявил, что во имя чистоты партии готов пожертвовать своей жизнью и жизнью своих близких: жены и двух сыновей.* * Они не молчали. М., 1991. С. 221 Но на такое смогли пойти очень немногие большевики. Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и ряд других деятелей элиты партии согласились участвовать в открытом политическом судебном процессе 23 марта 1938 г. Они в целом признали, что, якобы, вместе с троцкистами и группой М. Тухачевского образовали "правотроцкистский антисоветский блок", который организовал кулацкие восстания, вредительство, диверсии, убийства Кирова, Куйбышева, Горького. Мужества Бухарина хватило только на отказ от признания в участии в покушении на Ленина да ряд намеков на фальсификацию обвинения и передачу своей юной жене А. Лариной текста устного завещания, в котором он выражал надежду, что "фильтр истории" рано или поздно смоет грязь с его головы.* * Осмыслить культ Сталина. М., 1991 Другое поведение на следствии продемонстрировал С. И. Сырцов, упоминавшийся в докладах на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) как один из участников руководства организации правых. После снятия с поста предсовнаркома РСФСР Сырцов руководил Всесоюзным химтрестом и Ногинским военно-химическим заводом. По информации сексотов НКВД, он проявил недоверие к официальной версии убийства Кирова и настаивал на невиновности Зиновьва и Каменева. В 1937 г. он был арестован и обвинен в создании "резервного центра правых". Несмотря на отказ Сырцова от признания вины, он был расстрелян.
Организация репрессий осуществлялась под личным контролем И. В. Сталина и его ближайшего окружения. В. М. Молотов, М. М. Каганович, М. Ф. Шкирятов, Л. З. Мехлис проявили в осуществлении репрессий особое рвение, личную инициативу, не пытаясь дифференцировать исполнителей на честных, "утонченных" врагов и карьеристов. Л. М. Каганович до самой смерти в 1989 г. не сомневался в правомерности террора 1937 г. В. М. Молотов на старости лет также допускал, что в ходе выкорчевывания контрреволюционных групп имелись "серьезные ошибки и неправильности", в которых были виноваты "перерожденцы"-предатели в органах госбезопасности". Но главные перерожденцы, по его мнению, это оппозиционеры, зашедшие в борьбе против руководства так далеко, что превратились в "группы и банды заговорщиков, поставивших своей целью свержение советской власти".* * Сто сорок бесед с Молотовым //Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 429.
Такие руководители, как А. И. Микоян, М. И. Калинин, Н. А. Вознесенский, М. П. Шверник, примирились с условиями своего существования и старательно выполняли все порученные интеллигентам дела, вплоть до санкционирования арестов своих подчиненных или выступлений на юбилеях НКВД. Некоторые из них предпринимали робкие попытки как-то уменьшить размах репрессий, спасти некоторых близких им людей. Так, Г. М. Маленков внес определенный вклад в смещение Н. И. Ежова. На январском пленуме ЦК ВКП(б) 1938 г. и на XVIII съезде партии прозвучало предостережение против огульных репрессий, которое было даже зафиксировано в резолюциях этих инстанций. Но в целом сохранившиеся прагматические силы в обстановке террора были полностью подконтрольны режиму и не оказывали заметного влияния на его политику.
И. В. Сталин и его окружение пошли на снятие Н. И. Ежова и ограничение масштабов репрессий прежде всего потому, что старая партийная гвардия и большевистская интеллигенция как исторические феномены были фактически ликвидированы.
Оставшиеся представители старой политической элиты типа Г. И. Петровского, Д. З. Мануильского, Н. К. Крупской были оттеснены на третьестепенные позиции и выполняли функцию олицетворения преемственности поколений, которая на самом деле была насильственно прервана.
Сопротивление сталинизму в застенках НКВД, когда все стало ясным и ничего нельзя было изменить, оказалось под силу немногим. В ряде мемуаров описаны характерные случаи, когда жертвы произвола уже в тюрьмах НКВД продолжали быть убежденными сталинистами, веря, что, в отличие от других, они просто жертвы трагической и случайной ошибки.* * Серебрякова Г. Смерч. М., 1989.
Имел распространение другой вариант поведения, когда большевик шел на ложь и оговор других во имя высших идеалов социализма. Жена известного деятеля И. Н. Смирнова — А. Н. Сафонова вспоминала, как ее убеждал дать показания лично Н. И. Ежов. Она писала: "Для нас не было сомнений: на убийство Кирова пошла оппозиция в Ленинграде. Хотели мы этого или нет, но мы чувствовали свою вину. На этом сыграли. Хотите разоружиться до конца? Раскройтесь, признайтесь в своей вине за гибель Кирова. Этого требует единство партии, интересы партии. Докажите делом свое раскаяние... так нас ломали".* * Молодой коммунист. 1989. № 3. С. 73.
В то же время надо иметь в виду такое важное обстоятельство, как характер пыток, применявшихся в застенках НКВД с письменного разрешения Сталина. 2 июня 1937 г. Сталин направил спецтелеграмму секретарям крайкомов партии, в которой предупреждал их о недопустимости ставить в вину работникам НКВД применение физических мер воздействия, ибо важно правильно применить этот метод. Преступные кадры сталинской охранки применяли такие пытки, которые выходили за пределы человеческого сознания и позволяли получить любые показания от любого деятеля. Поэтому не исключено, что желание подписать ложные показания во имя партии было, в каких-то случаях, способом избежать продолжения изуверских пыток.
Существует теоретикообразное обоснование такого поведения, сделанное Г. Л. Пятаковым, — одним из шестерки партийных лидеров, охарактеризованных В. И. Лениным в своем "политическом завещании". В марте 1928 г. Пятаков возглавил торгпредство в Париже, и его посетил бывший редактор "Торгово-промышленной газеты" В. Валентинов, ставший в 1930 г. эмигрантом. В беседе двух деятелей Г. Л. Пятаков развернуто раскрыл сущность психологии большевизма, которая в основном объясняет позицию ряда профессиональных революционеров в процессе репрессий. Он выразил категорическое несогласие с трактовкой ленинских последних статей как "нэповского мировоззрения", т. к. эти работы, якобы, "очень неудачны" и написаны "под давлением болезни". Пятаков считал главным в идеях Ленина положение о политической воле партии и ее энергичных действиях вопреки объективным условиям как решающем факторе исторического развития.
Сама диктатура пролетариата "есть власть, осуществляющаяся партией, опирающаяся на насилие и не связанная никакими законами". Пятаков так оправдывал эту систему: "Когда мысль держится за насилие, принципиально и психологически свободное, не связанное ни с какими законами, ограничениями, препонами, — тогда область невозможного сжимается до крайних пределов...". Поскольку большевизм претворяет в жизнь то, что считается невозможным, то во имя его можно даже, будучи исключенным из партии, пожертвовать своей гордостью и достоинством. И далее он категорично сформулировал: "Настоящие большевики-коммунисты — люди особого закала, особой породы, не имеющей себе исторических подобий. Мы ни на кого не похожи... проникаясь мыслью о насилии, мы направляем его на самих себя, и если партия того требует, если для нее это нужно или важно, актом воли мы сумеем в 24 часа выкинуть из мозга идеи, с которыми носились годами".
Пятаков объяснил это тем, что личность большевика "не замкнута пределами "я", а расплывается в коллективе, именуемом партией". Согласие с партией, по его мнению, не может выражаться только внешним проявлением, ибо это двурушничество. Подавляя свои убеждения, большевик обязан в кратчайший срок перестроиться так, чтобы внутренне, всем своим мозгом, всем существом быть согласным с тем или иным решением, постановлением партии.* * Валентинов В. Разговор с Пятаковым в Париже //Страницы истории. Л., 1990. С. 82—83.
Дальнейшая судьба Пятакова показательна для этого типа большевиков. Высказанные в 1928 г. мысли он подтвердил в опубликованной в "Правде" 23 декабря 1929 г. статье "За руководство", в которой восхвалял Сталина. Получив должность замнаркома тяжелой промышленности, он стал главным практиком индустриализации, осуществляя ее в достаточном соответствии с идеями троцкизма, совпавшими в данном аспекте со сталинизмом. В августе 1936 г. он призывал в прессе уничтожить Каменева и Зиновьева, своих бывших соратников, как антисоветскую "падаль". А когда пришел его черед предстать перед Вышинским и Ульрихом, он признал публично все, что было "нужно партии", предложив после процесса собственноручно расстрелять ее врагов, включая своих родственников.
Конечно, Г. Л. Пятаков уникален в своей фанатичности, но в то же время его убеждения в примате партии как целостного организма над каждым своим отдельным членом были достаточно типичны для многих представителей старой гвардии. Свершив насильственную революцию, они подчинили себя ее судьбе и отказались от собственного "я", от общечеловеческих ценностей, нравственности и морали.
Социально-психологический тип большевика-интеллигента включал в себя две противоположные черты — абсолютную непримиримость к врагам партии и столь же абсолютную преданность партии, доходящую до самоуничижения перед ней, подчинения до рабского подданства. Это уникальное сочетание, проявившееся у многих деятелей большевизма, стало, в конечном счете, причиной их гибели. Лозунг Маркса — "подвергай все сомнению" для них — якобы марксистов — действовал только в одном направлении — против критиков и врагов партии, но не по отношению к собственной революции. Они могли сомневаться в генсеке, между собой критиковать его просчеты и личные качества, но партия оставалась фетишем, непогрешимой инстанцией, высшей ценностью, превосходящей реальные интересы и потребности страны и народа.
2. Изменение состава и характера правящей партии в 30-х гг.
Тотальные репрессии кардинально изменили правящую партию по ее составу и характеру. За период с 1933 г. в ходе чисток и начала первых репрессий было исключено из партии 1013889 человек, или 44,5 %, затем восстановлено ошибочно исключенных (по меркам того времени) — 167502, или 16,5 %. Убыль партийцев составила 37,1 %.
В партии рабочих по социальному положению стало 62,8 %, а по роду занятий — 20,7 %. Служащих по положению — 25,5 %, а по роду занятий — 50,5 %. Половина членов переродившейся партии сидела за письменным столом. Высшее образование имело только 18,8 %, или 364 тыс. человек.
Членов партии с партстажем до 1917 г. было всего 0,5 %, или 6701, с 1917 г. — 1,3 %, вступивших в 1918—1920 гг. — 9,1 %. Зато сталинских кадров, вступивших в партию в 01928—1930 гг., было 26,6 %, а вступивших после 1930 г. — 37,3 %. Партийная иерархия включала 164 секретаря обкомов, завотделов — 383, секретарей окружкомов — 62, первых секретарей райкомов и горкомов — 3274 и т. д. Всего насчитывалось более 6000 учетных должностей.
Это была новая организация, принципиально отличавшаяся от той партии, которая пришла к власти в 1917 г.
Из имевшихся к началу репрессий 2,8 млн членов и кандидатов партии было арестовано, по меньшей мере, 1 млн и две трети из этого числа расстреляно. Старая большевистская гвардия была уничтожена практически полностью. К 1940 г. из ближайшего окружения В. И. Ленина в живых остался один Сталин. В составе партии осталось 25 % тех, кто вступил в нее до 1929 г., а коммунистов с дореволюционным партийным стажем — только 3 %.* * Балахов А. А. Кризис КПСС: истоки и уроки. М., 1991. С. 25.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что происходившие в 30-х гг. массовые репрессии против старой большевистской элиты представляли собой своеобразный политический геноцид. Это было массовое уничтожение людей по признаку их прошлой политической активности в рядах правящей партии под руководством досталинских вождей. Ликвидировалось целое поколение кадров, способных к нонконформистскому мышлению, критическому отношению к вышедшим из их среды сталинцам. Ликвидировались не только большевики-антисталинцы, бывшие оппозиционеры и инакомыслящие, но в целом вся генерация старой большевистской элиты, сформировавшейся в первые годы после Октября.
В результате террора сталинизма страна лишилась не просто части своего населения — популяции руководящих кадров. Была оборвана преемственность революционного движения, прервана великая российская традиция — стремиться к вечному обновлению, духовному раскрепощению, познанию смысла бытия и переоценке действительности. Исчезли "вечные революционеры" — идеалисты и утописты, остались карьеристы и прагматики. Партия была оскоплена и оказалась неспособной породить длительное время реальной альтернативы сталинизму, выйти на новый уровень осмысления актуальных проблем.
Заключение
Таким образом, смысл репрессий заключался в уничтожении инакомыслящих интеллигентов — "врагов партии" и в ликвидации социальной базы для антисталинского сопротивления, потенциальной духовной оппозиции, наконец, в ликвидации перерожденцев-карьеристов, погрязших в роскоши и привилегиях. Главным итогом репрессий было радикальное обновление политической элиты за счет ликвидации старой партийной интеллигенции.
Большевистская политическая элита была в целом сметена сталинской олигархией, функционировавшей на принципиально иных основах. В основе новой общности находились две подсистемы — преданность вождю и страх перед ним. Репрессии поставили точку в процессе перерождения большевистской политической элиты, включая партийную интеллигенцию, осуществлявшемся в течение 20—30-х гг. Капитуляция большинства деятелей партии перед ежово-бериевскими палачами, их отказ от решительной борьбы со сталинизмом и даже отдельные непоследовательные попытки сопротивления отдельных кадров партии массовым репрессиям свидетельствовали о том, что "стальная когорта" революционеров в целом не поняла, какого монстра создала своими руками.
К концу 30-х гг. элита сделала свой трагический выбор — она подчинилась в целом сталинизму. В этом сказались итоги внутрипартийной борьбы, изоляционизм элиты, разрыв ее связей с массами, стереотипы мышления. Старые большевики втянулись в политические игры сталинизма. В конечном счете, элита большевизма превратилась в аппаратно-бюрократическое, догматическое социально-номенклатурное сословие.
