Н. В.Тимофеев-Ресовский «Он был случайно уцелевшим зубром...»

«Ты равен тому, кого понимаешь»
(Гете. «Фауст»)

В биологии, как и в любой науке, достаточно «белых» страниц, доселе незаполненных. Но есть и страницы-тайны, о которых намеренно или случайно умалчивают. Так из забвения в 1900 году всплыло забытое имя классика генетики Грегора Менделя. В конце уже ХХ века в школьных учебниках, пособиях в ряду знаменитостей - создателей СТЭ (синтетической теории эволюции) появилось новое имя с двойной фамилией, да такой длинной для части ленивых учеников, что стараются опустить ее в перечислении имен: Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. Это имя умалчивалось долгие годы, поэтому казалось новым. Ребята возможно с возрастом придут к пониманию, что забывать историю Родины - это предательство.
История жизни Николая Владимировича удивительным образом переплетается с ключевыми этапами истории страны. Как впрочем и его предков. А своими предками он гордился и с удовольствием, горделиво, сочным русским языком о них рассказывал, лишь бы были благодарные, терпеливые слушатели.
Колюша, Тим, НВ, Зубр - так величали его на разных отрезках жизни - был великолепным рассказчиком, отсюда аудитория находилась всегда, потому и сохранились в памяти современников не только суть рассказов, но даже интонации, афоризмы самого автора. *1) сноска: «Тимофеев-Ресовский - это я по отцу. А мать моя урожденная Всеволожская. Древняя-предревняя русская фамилия. На самый верх никогда не попадали, то беднели, то богатели, однако имений своих не теряли, так что окончательного разорения не достигали. Одна из невест Грозного была Всеволожская». (1-1 стр. 5)*
Одного из Всеволожских же направил Петр l на обучение за границу, тот, вернувшись, пообжился в Санкт-Петербурге. Но наступили времена Бирона - и петровы выдвиженцы должны были спасать свои жизни. Всеволожский *2) «смылся на свои дикие земли в Нижнее Заволжье, куда - на границу с киргизскими ордами». (2-1 стр. 5)* Обосновался, к нему потянулись люди - и стал он охранять торговые пути в Бухару, Хиву, Среднюю Азию, Персию от набегов торговых караванов азиатов. Не мог не разбойничать, ежели неподалеку в городе на должность высокую немца ставили. Штурмовал город, публично плетьми позорил немца и отпускал. *3) «... пусть жалуются своему Бирону» (3-1 стр. 6)* Так душу тешил. Но был тяжело ранен однажды, уже на девятом десятке. Схоронен на берегу Волги.
*4) «Имелся и другой пращур, вполне вроде бы благонамеренный мужчина, который однако тоже дошел до пиратства». (4-1 стр. 6)* Пращур этот, тоже благодаря Петру, выучил за границей землемерию и осваивал всю жизнь охотские и камчатские земли. В семьдесят пять лет в чине бригадира ушел в отставку, жил в имении в Калужской области, где была прекрасная собранная им библиотека по географии. Искал он в литературе ответ, куда деваются воды Гольфстрима. В книгах ответ не находился - и он решил отыскать на практике. Что можно продал, имение заложил, взял своих мужиков и отправился в Архангельск. *5) «Там снарядил три шнеки, и поплыли на них эти чудаки в Арктику открывать теплые острова». (5-1 стр. 6)* Меряли температуру, скорость течения, наблюдали - и поняли, что теплых островов не будет. Штормом их унесло к Нормандии, отправились в Париж. Возвращаться ни с чем постыдно. Охранниками поехали в Марокко с французскими коммерсантами. Там их взяли в плен, продали в рабство, да благодаря появившейся дружбе с греками их выкупили. Совместно, уже вольными, смогли захватить турецкий фрегат и на нем ушли в море. Тогда Россия находилась в состоянии войны с Турецкой Портой, стали пиратствовать. Успешно. Пока не напоролись на турецкий флот. Тут уже вернулись в Турцию в лагерь военнопленными. Снова выручили греки-единоверцы - организовывали побег за побегом, пока освободились все и опять начали разбойничать. Однажды захватили новенький линейный корабль и фрегат под турецкими флагами, пока команда пировала на берегу. Двинулись на север, где князь Потемкин в низовьях рек собирал Таврический флот. Какой поднялся переполох! К берегам идут два военных турецких корабля, но... под русскими флагами. Боялись обмана турков. Но услышав родную речь, успокоились, недоразумение разрешилось, началось торжество, пиршество. Екатерина разрешила приобрести турецкие корабли для своего флота, бригадиру даровала - чин генерал-лейтенанта и придворный чин генерал-адъютанта. Одарил мужиков-соратников, выкупил вновь имение.
*6) «У меня по морской линии, - продолжает Зубр, - в предках в восемнадцатом веке адмирал Сенявин - тот, который заменил голландский рассеянный бой кильваторской колонной. Сенявина была моей прабабушкой. И Головнина была моей прабабушкой - из тех самых Головниных, помните, адмирал Василий Головнин, который кругосветное плавал, у японцев в плену сидел, изучал Курилы, Камчатку и прочие острова. Еще Нахимов был мне и родственник, и свойственник. Последний в роде Нахимовых был почетный нахимовец, мой внучатый племянник. А Невельской был моим родственником по «матерной» линии. По настоянию министра иностранных дел Нессельроде его разжаловали в матросы за «неслыханную дерзость». Состояла она в том, что, исследовав Амур, его устье, Татарский пролив, он, несмотря на все запреты, обосновал там зимовье и сделал все для присоединения Амурского края к России.
Вызвали его во дворец. Николай сказал ему: «Здорово, матрос Невельской, следуй за мной». В следующем зале царь сказал: «Здорово, мичман Невельской». В следующем: «Здорово, лейтенант Невельской». И так до контр-адмирала, пожал ему руку и поздравил. От Николая поначалу таили всю историю расхождений Невельского с Нессельроде и особым комитетом по Амурскому вопросу. На докладе комитета царь написал: «Где раз поднят русский флаг, там он опускаться уже не должен». А Нессельроде, промежду прочим, тоже в родственниках». (6-1 стр. 86)*
Исторические факты, приводимые Зубром, находят подтверждение в исторических документах, но разрозненных. Ценные документы прошлого заботливо хранились в семейном архиве и были дарованы Румянцевской библиотеке. Но вывезти не успели - война гражданская, а к 1922 году имение было разграблено директором совхоза, сожжено, чтоб спрятать следы. Сгорел и архив, и бесценные документы истории страны, которые ничего не значили для нового руководителя.
Остались рассказы, выданные памятью Зубра, а память у него была просто замечательная. Замечательна и традиция семьи передавать истории, биографии предков в устном виде, но тщательно, трепетно, с достоинством и гордостью от поколения к поколению.
Историю своей Родины впитывал Колюша и от трех дедов - повара, садовника и звонаря, которые были отправлены дедом на пенсию, да и жили в своих домиках. В 1912 году они как солдаты-участники войны 1812 года вывозились на юбилейные торжества в Москву, где наградили их бронзовыми медалями «Не нам, не нам, а имени твоему».
Дед Зубра был одним из деятелей освобождения крестьян, состоял на службе директором Казенной палаты в Симбирске. А его брат - настоящий адмирал. Зубр его очень хорошо помнил. В свои 85 лет он привел все дела в порядок, объявил завещание и застрелился из револьвера системы бульдог.
Бабка Зубра организовала в имении передовое для того времени производство молочных продуктов. Пригласила из Швейцарии специалиста-сыровара и наладила всю технологию производства ценного продукта для продажи в Москву. На Арбат же доставлялось и молоко вечернего надоя в чистом, невзболтанном виде! И это из Калужской-то губернии! К утру! Резкой, крутой по характеру, но рачительной хозяйкой осталась она в памяти деревенских.
Предки и по отцовской, и по материнской линии обычно вступали в поздние браки. Жили долго. Обе бабки родились еще при Александре l, а одна из них умерла при Ленине.
Отец Колюши *7) окончил физико-математический факультет Петербургского университета... Поехал в Среднюю Азию в 1871 году наблюдать какое-то затмение... Но... осмотрел окрест и ужаснулся! Никаких средств передвижения на тысячи километров!.. Махнул он рукой на ученую свою карьеру, на астрономию. Диссертацию он защитил блестяще, а затем приводил в изумление и печаль окружающих, поступил в только что организованный Институт инженеров путей сообщения... Покончил с институтом за два года и немедленно отправился на строительство дорог... Всего он построил около шестнадцати тысяч верст железных дорог. После этого он помер на рождество 1913 года». (7-1 стр. 25-26)*
Отец Колюши родился в 1850 году, а в 90-е годы, будучи инженером-путейцем, строил железную дорогу в Калужской области. Приключилась с ним беда - сломал ногу. Отлеживался он в ближайшей усадьбе, куда оттащили его рабочие. Выхаживала его помещичья дочь. Ей было уже двадцать девять, ему - сорок пять. Начался роман. Деспотичная мама невесты не хотела родниться с захудалым родом Тимофеевых, гордились Всеволожские происхождением от Рюриковичей. Жених решил войти в Калужское дворянство, прикупив недалеко имение Конецполье у реки Рессы. Так и поженились они в 1895 году и получили семейную фамилию Тимофеевы-Ресовские, но в награду за путейные заслуги главы, Владимира Викторовича. Надежда Николаевна в 1900 году (в других источниках называется 1899 год) 7 сентября в Москве родила сына Колюшку, будущего *8) «превосходного генетика», - как характеризовал его В. Полынин. (8-5 стр. 4)* Родной брат Зубра, который впоследствии работал у С.М. Кирова, был расстрелян. А младший - Виктор, тоже выбрал профессию ученого биолога. Занимался соболями и восстановил стране соболя, благодаря ему численность возросла больше, чем во времена Ивана Грозного. Кстати, по характеру Виктор тих, застенчив, нетороплив, видно возобладал аристократизм предков.
Зубра же современники характеризуют как помесь разбойничьего бесшабашия с дворянской горделивостью. Образованность сочеталась с народной мудростью, смекалкой, широтой натуры. Он приходил к пониманию природного процесса, возникали идеи - и он щедро делился ими с ближайшими учениками, коллегами, друзьями, которые развивали, разрабатывали его мысли, писали книги, приобретали известность, но его это не обижало, наоборот, он радовался, что еще одна загадка природы открыта. А чье имя под сим - неважно. Вот и пестрят учебники фамилиями тех, кто работал с ним, у него, благодаря ему - но нет фамилии Тимофеева-Ресовского. Даже в тех разделах биологии, разработка которых принадлежит лично ему. Его не забыли, не могли забыть, но умалчивали. Он - величайший Авторитет в биологии ХХ века и он - никто - гимназический аттестат утерян, случайно, университетского диплома нет.
Он награжден почетными медалями - Дарвиновской (ГДР), Лазано Скаланцани (Италия), Менделевской премией (Чехословакия). Он был действительным членом академии немецкой, почетным - американской, Итальянского общества биологов, Менделевского общества в Швеции, генетического общества Британии, научного общества имени Макса Планка в ФРГ. И это не все перечисленное.
Но в своем отечестве не получил ни одной правительственной награды, даже не был допущен к выборам в Академию наук. Более того, его не выпускали за границу для получения наград. В 1965 году НВ наградили Кимберовской медалью «За замечательные работы в области мутации». Американец Кимбер разбогател, занимаясь генетически обоснованным птицеводством, учредил медаль (золотая - вес 1 кг) и премию (две тысячи долларов) за выдающиеся достижения в области генетики. Премия эта ценна тем, что выдается биологам, поскольку Нобелевской премии чисто по биологии не существует, но есть по физиологии и медицине. Часто биологам она вручалась по химии, по физике, поскольку биологические исследования были близки этим наукам.
Кимберовская медаль рассматривалась как величайшая заслуга, которую мог получить генетик в США. Зубр - единственный русский ученый, удостоенный такой чести. Но на Родине ему предложили отказаться от этой награды и в США не пустили. Тогда известный американский ученый Кистяковский прибыл в Москву и вручил лично Тимофееву-Ресовскому диплом, золотую медаль, точную бронзовую копию медали и денежный чек. НВ смеялся, что золотой оригинал можно загнать по нужде, на пропитание, если такие времена наступят для корифеев.
Почему так? Русский, советский ученый, признанный за границей и не имеющий права проживать в столичных городах у себя на Родине?
Причина пародокса в судьбе и в характере Зубра. Собрать воедино документы, записи, воспоминания об этом знаменитом ученом и удивительном человеке посчастливилось другой знаменитости - писателю Даниилу Гранину, лично знакомому с Зубром и попавшему под ауру его общения. Повесть «Зубр» Даниила Гранина дает панораму взаимоотношений героя с учеными всего мира - и их имена становятся живыми личностями, что вызывает большее к ним уважение. Историю биологии мы увидели через историю личности и ученых. Это удивительно интересно. Поучительно. Познавательно. Необходимо.
Но центральная фигура - Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, в начале жизни ласково величаемого Колюшей. Учился в Киевской l Императорской Александровской гимназии с 1911 по 1913 год, далее в Московской Флеровской гимназии с 1914 по 1917 год. Образование получил хорошее, знал немецкий и французский языки. Гимназия и домашние учителя сделали свое дело. С интересом дальше он учился в Московском свободном университете имени А. Л. Шанявского (1916-1918 годы), в l Московском государственном университете (1917-1922 годы). Набравшись знаний, стал раздавать их сам - преподавал биологию на Пречистенском рабочем факультете (1920-1925 годы), зоологию - на биотехническом факультете Пречистенского практического института (1922-1925 годы), работал ассистентом при кафедре зоологии Московского медико-педагогического института (1924-1925 годы), был научным сотрудником института экспериментальной биологии Государственного института народного здравоохранения.
Юность и учеба, как видим, пришлись на тяжелейшее время для всей страны, для каждого гражданина. Колюшу не интересовала политика, цель его - наука, но жизнь складывалась так, что нужно было воевать (ведь в стране война!), работать, кормиться нужно (ведь студентам никаких стипендий не платили). А потом уже наука, учеба, в промежутках так сказать.
Колюша был рядовым красноармейцем 113-го пехотного полка, потом назначили его командиром взвода. Сначала наступали на юг, а затем их заставили отступать мамонтовские части знаменитой «дикой дивизии». Колюша свалился с сыпняком. Полк после этого разбили. Колюша отлеживался в тифозном бараке. Ни лекарств, ни санитаров, одна молоденькая сестра милосердия придет в барак, поплачет от своего бессилия и уйдет. Колюша выжил благодаря недюжинному здоровью - видно от предков (пираты да разбойники слабаками быть и не могли! Да и бабушки, хоть и дворянских кровей, но из тех, кто работал с зари до зари, потому-то видать и долгожители!). Студентка-практикантка обрадовалась выжившему студенту-красноармейцу, хоть он пока мог только ползать до ведра с супом, стала прикармливать его, а когда подниматься стал, принесла ему бумагу и литер: *9) «Красноармеец такой-то, перенесший сыпнопятнистый тиф, отправляется для поправки на шесть недель домой». (9-1 стр. 10)* Пятнадцать часов полз он пятнадцать километров до Тулы, нашел в казарме напарника, наворовали на складе корочек хлеба, пристроились на станции в товарный вагон и неделю тащились до Москвы.
Так и жил в те годы - повоюет, отгонит - беляков и он в институт к своим рыбам, зоологией увлекался, так и звал себя «мокрый зоолог». Опять какая-то нечисть начинает наступать - так он опять на войну. Не воевать он не мог, считал, что нехорошо отсиживаться в институте, когда война кругом.
На лето устроился работать пастухом. Очень доволен был, заработал за сезон больше профессора Московского университета - два куля ржи, кормился каждый день «в очередь», одежду выдали (ватную куртку, двое порток, сапоги), собаку-помощника имел, даже винтовкой гусей диких бил. *10) «Великолепная была жизнь!» (10-1 стр.12)*
Занятия в институте он сочетал и с посещением логико-философского кружка, руководили которым Густав Густавович Шпет и Николай Николаевич Лузин, крупнейший математик. Посещали и Сергей Булгаков, Николай Бердяев. Слушали, спорили, учились. Может, отсюда истоки зубровской традиции собирать вокруг себя людей, завязывать спор и оттуда вытянуть на свет истину? Говорят, что интересные идеи у Зубра часто возникали во время «всеобщего ора».
Удалось ему устроиться грузчиком в «Центрпечать». По «блату»! В дни революции 1905 года одна из теток Колюши укрывала Бонч-Бруевича от полиции. Теперь уже управляющий делами Совнаркома Владимир Дмитриевич и устроил племянничка на выгодную работу - давали дополнительно по четверти фунта хлеба да три обеденные карточки. Но лихие ребята подворовывали «автоконьяк», на котором работали тогда все грузовики (смесь спирта с газолином), сдавали в ближайший трактир, где получали по тарелке добрых сытных щей с мясом да кусок настоящего хлеба.
Так, наработавшись за день да кое-как насытившись, бежал Колюша в кружок, где читали Брюсов, Андрей Белый, а то на курс лекций Грабаря по истории живописи, оттуда - на лекции к Муратову, дальше - к Треневу - о древнерусском искусстве, о фресках. Его интересовало многое, пока не понял, *10) «что нельзя менять прелестных водных тварей на такое суесловие». (10-1 стр. 12)* Натура Колюши требовала не расплывчатости, а точности.
Колюша обладал еще одним редким даром. Красивым голосом, мог бы подработать пением, тем более, что пению был обучен и в гимназии, и в церковном хоре. Любил хор и пел с удовольствием. Вернувшись домой после сыпняка, застал в квартире квартирантов - Эгертов. Глава семейства руководил красноармейским хором и, услышав, как в ванной поет Колюша, уговорил петь ради двух красноармейских пайков (равнялись фронтовым!!), которые могли поддержать в то время мать и двух сестер. Но вскоре отпуск по болезни кончился - и он явился в военкомат. Церковные песни любил, знал их множество. Он в детстве даже просил, чтобы возили его в Мосальск, в монастырь, где два раза в год архиереи со всей России собирались, чтобы басовитых протодьяконов выбирать. Слушал он и песни богомольцев, что рядом проходили, знакомился, воспроизводил и при случае - пользовался. В 1916 году послали его в Карелию собирать раскольничьи иконы («бублики» - поскольку в них дырочку сверлили и на бечеву как бублики вешали, да так сдавали церковному ведомству). Опять пошли гонения на раскольников, вот и надо было эти «бублики» отбирать, а Колюша с товарищами погостюют, песни духовные попоют, да и подарят им в благодарность за услугу хозяева то, что гости дорогие попросят. Так экспедиция без конфликтов и удалась.
Выручали и знаменитые родственники. Возвращаясь с юго-западного фронта, Колюша попался в плен к анархистам, главарем был Гавриленко, который называл себя *11) «учеником самого князя Кропоткина». (11-1 стр. 21)* Анархисты с пленными, особенно красноармейцами, не церемонились, тем более, что студент объяснял, что пробирается в Москву продолжить исследовать карповых рыб. В Волгу-то! Но в разговоре Гавриленко выясняет, что этот подозрительный студент родственник Кропоткина, коего сам Гавриленко даже не видел. Петр Алексеевич Кропоткин - двоюродный брат бабушки Колюши, мало того, Колюша прочитал его книгу «Взаимопомощь как фактор в борьбе за существование» и признал: *12) «Кропоткин умница, хоть и барин большой». (12-1 стр. 21)* Кропоткину принадлежит и геологическая теория образования ледникового периода. Но Колюша не соглашался с ним во взглядах на эволюцию, потом уже понял, что был сам не прав.
В общем, Колюшу Гавриленко не расстрелял, а наоборот, приблизил к себе и стал брать в налеты на немцев, которые цеплялись за Украину. Банда Гавриленко однажды попала в засаду, Колюша надеялся на коня и рванул вперед, выскочил из кольца, но получил от немца удар палашом по голове. Когда очнулся на земле один - конь только рядом, и рванул искать красноармейскую часть своей 12-й армии...
Война потихоньку-помаленьку, но заканчивалась. Однако мирная жизнь 1921-22 года налаживалась с трудом. Летом чинил жнейки, молотилки, а зимой брался за лекции. Организовался рабфак Пречистенский, уговорили читать там зоологию. 25 тысяч рабочих и демобилизованных солдат, которых нужно подготовить для учебы в высших учебных заведениях. Мизерное жалованье преподавателя и небольшой паек. Чтобы заработать на жизнь, стал читать в клубах зоологию с революционным укладом. Здесь повесомее плата - красноармейский паек.
Привело все к тому, что его за всестороннюю эрудицию назначили председателем культпросветкома Центрального управления снабжения Красной Армии. Еще один паек и *13) «...коляска с двумя счетами и кучер, что вполне равнялось автомобилю». (13-1 стр. 15)*
Красноармейское преданное прошлое, родитель - инженер-путеец, сам студент; работает почти задаром на рабфаке да образованный вполне - чем не данные для дальнейшего поста советского руководителя?
А он на своем «автомобиле» - к институту, к науке.
*14) - Почему вы... пошли в науку?
- Да потому что тогда этих паразитов, научных работников, было немного - и большого вреда своему отечеству они не приносили» (14-1 стр. 14)*
Учителем своим Колюша считал Николая Константиновича Кольцова. Этого имени нет в школьных учебниках биологии. Кольцов в 1928 году сделал доклад, где учил говорить не «хромозома», а «хромосома» и рассуждал о каких-то матрицах. Его не поняли, было слишком ново, а прошло время - матричный синтез принят биологией.
Кольцов создал школу ученых, а потом целый институт. Он умел организовать обучение так, чтобы все, кто хотел учиться, - учились. Два года длился кольцовский практикум: сначала работали с кольчатыми червями, потом - с членистоногими, потом - с низшими позвоночными, заканчивая ланцетником. Изготавливали препараты, вели определение видов, держали живые культуры: амебы, жгутиковых, инфузорий. У каждого - свои живые культуры.
Работали самостоятельно. В любое время суток, поскольку Кольцов держал лабораторию открытой круглые сутки, понимая, что студентам нужно время для работы, кто какую находил, и пропитаться. Один раз в неделю, обычно в среду, собирались все, поскольку читались лекции по темам работы студентов - в помощь. Далее - каждый углублялся в разработку одной темы, и появлялись спецкурсы. Сергей Николаевич Складовский - гидрофизиология, Дмитрий Петрович Филатов - экспериментальная эмбриология, Петр Иванович Живаго - цитология. Все эти фамилии - в истории биологии, да и Зубр позже говорил, что такого уровня обучения он не увидел ни в одном учебном заведении заграницы. Колюша был в среднем поколении учеников Кольцова, а все, кто прошел этот практикум с 1917 по 1927 год, считали, что им крупно повезло - они прошли великолепную школу обучения науке.
Н. К. Кольцова считают одним из основателей молекулярной биологии. Но главное - Кольцов занимался экспериментальной биологией, так и институт назвал. До этого биологи большей частью описывали, определяли, а он поставил на первое место эксперимент в своей школе - может потому, что Кольцов начинал как сравнительный анатом с лягушкой, потом его работа о голове миноги стала классической, затем сравнивал формы животных, а потом уже - формы клеток. А сравнивать формы клеток без изучения молекулярного состава невозможно, вот и подошел к молекулярной биологии.
Кольцова воспринимали и как большого ученого и как большого начальника. Но у него был свой учитель - Михаил Александрович Мензбир, основатель русской орнитологии и зоогеографии; Мензбир называл своим учителем - Николая Алексеевича Северцова,*15) который установил основные направления биологического прогресса: ароморфоз, идиоадтацию, общую дегенерацию». (15-4 стр. 305)* Северцов вместе со своим учителем Карлом Францевичем Рулье впервые заложили основы экологии животных. Более того, К. Ф. Рулье пришел к тем же выводам, что и Ч. Дарвин, еще до опубликования англичанином своей классической работы «Происхождение видов». Рулье создал поэтому в России сильную школу биологов- эволюционистов.
Имена знаменитостей, знакомые любому даже примитивному биологу, но то, что они соединились в столь длинную историческую цепочку, для многих интересное открытие.
Колюша в кольцовском практикуме стал старостой, опекал новеньких. Пришла сюда продолжать учебу, начатую у Кольцова в университете Шанявского, молодая девица Елена Александровна Фидлер. По описанию - красавица, да еще из известной семьи Фидлеров, что содержали популярную женскую гимназию в Москве. Спокойная, рассудительная, домовитая, на голову выше Колюши, она была ему полной противоположностью. Неожиданно для многих Колюша порывает отношения с подругой Лельки и объявляет о свадьбе с самой Лелькой через 2 недели. Женились в мае. Все предсказывало недолговечность этого скоропалительного союза. Но, когда в 1981 году хоронили Зубра, то друзья говорили, что ему бы износа не было бы, если бы рядом была Лелька, если бы она не ушла из жизни раньше него.
Лелька умела успешно проводить долгие, томительные эксперименты, но получала результаты. Вот и объединяла их совместная работа. Поженившись в 1921 году, в 1923 году они заимели уже сына Дмитрия, которого дома звали Фомой. Видно, опять со слов отца, который любил носить и делать прозвища.
*16) «Что это за человек, - удивлялся он, - если ему нельзя дать никакого прозвища, это совершенно невыразительный человек». (16-1 стр. 28)*
Колюша включился в создание Практического института, искал здание, доставал, даже воровал втихую оборудование из тех институтов, где оно было в избытке. К 1923 году институт был оборудован лучше, чем лаборатории университета.
Работал много, приучил себя спать 4-5 часов в сутки. Мчался утром к трамвайной остановке, в девять утра читал лекции на Пречистенском рабфаке, но с перерывами - поскольку надо поработать в медико-педагогическом институте ассистентом, потом вернуться учить на Пречистенку. 9-10 часов - преподавательская работа, два часа - дорога. К девяти вечера добирался домой, отъедался своим «фирменным блюдом» и в кольцовский институт - на практикум. Вернувшись домой, он читал русскую философию. «Фирменное блюдо» формировалось тоже от недостатка времени и заменяло и первое, и второе, и закуски: в кастрюлю кидалось все, что есть из съестного: мясо, кефир, колбаса, яйца, вареная картошка, добавлялось если было: сыр, помидоры, кипятилось и - готово - быстро им съедалось.
В 1923 году Колюша, благодаря Кольцову, стал вести практические занятия в медико-педагогическом институте и стал получать деньги, плату за науку. Впервые.
Колюша прошел в университете все практикумы, прослушал все лекции - и считал, что образование он уже получил. Даже не пошел сдавать государственные экзамены для получения диплома. Тогда дипломы и всякие документы-бумаги считались пережитком прошлого. Считалось, что после окончания университета можно начинать занятия наукой. Он начал жить в науке, не окончив университет. А теперь он стал работать в кольцовской лаборатории при КЕПСе (Комиссия по изучению естественных производительных сил России). Возможно, что здесь он заинтересовался гидробиологией среднерусских озер.
С 1922 года, оставив своих любимых пресноводных, он переключился на новый объект, с которым работал всю жизнь и которому пел оды в своих лекциях, - плодовую мушку дрозофилу:
*17) «...Незаменимый объект! Быстро размножается. Потомство большое. Наследственные признаки четкие. Мутацию не спутать с нормальной. Глаза красные. Глаза белые. Во всех серьезных лабораториях мира работают на дрозофиле (с 1909 года). Невежды любят говорить, что дрозофила не имеет хозяйственного значения. Но иметь и не пытается, вывести породу жирномолочных дрозофил. Они нужны, чтобы изучать законы наследственности. Законы эти одинаковы для мухи и для слона. На слонах вы получите тот же результат, только поколение мух растет за 3 недели. Вместо того, чтобы из мухи сделать слона, мы из слона делаем муху!». (17-1 стр. 22)*
Мушку привез в Россию знаменитый американский генетик Герман Меллер, который перебрался в нашу страну по своему желанию - в стремлении учиться у русских ученых и помогать молодой республике. С. С. Четвериков подобрал агар-агар - питательную среду для разведения мушек в пробирках, потом начались опыты, результаты и их обсуждения в совместных сборищах ученых. Появился знаменитый теперь Дрезсоор - совместное орание о дрозофиле. Именно здесь зародилась *18) «новая идея - соединить современную генетику с классическим дарвинизмом». (18-1 стр. 25)* *19) «Генетик неуклонно и неуловимо вовлекается в продолжение дела Дарвина», - (19-5 стр. 4)* много позже скажет Н. И. Вавилов. Дрозсоор вошел в историю генетики, поскольку в спорах находили точки истины, ниточки, связующие частности и выводящие на главную дорогу. Отсюда пришли к формулировке новой, синтетической теории эволюции. А С. С. Четвериков смог вывести основные положения популярной генетики, И. И. Шмальгаузен изучал факторы индивидуального развития и их роль в эволюции, а затем создал теорию стабилизирующего отбора.
Дрозсоор по сути был научной организацией, нигде не зарегистрированной, демократичной, но и стихийной. Но это - слава русской генетической школы, которая в то время была ведущей в мире.
Поэтому удивление не вызывал тот факт, что в 1925 году Оскар Фогт, директор Берлинского института мозга, тот, что консультировал при болезни Ленина, пожелал пригласить в свой институт для преподавания молодого русского генетика.
Нарком здравоохранения Н. А. Семашко советовался с Н. К. Кольцовым, кого же лучше послать. Учитель предложил ученика - Тимофеева-Ресовского.
*20) «Семашко выразительно почесал затылок: «Разбойника с большой дороги рекомендуешь!» - «Настоятельно рекомендую». (20-1 стр. 22)*
Колюша с группой перехватил однажды наркома Семашко и привез на свою, звенигородскую биостанцию, чтобы показать, над чем и как они работают. Перехватил, как и положено разбойнику на большой дороге, с дубинками, заставил изменить маршрут. Нарком осмотром был доволен, но «похищения» забыть не мог.
Почему Кольцов выбрал Колюшу? У него столько учеников, они все стали замечательными генетиками - Астауров (искусственный партеногенез на тутовом шелкопряде), Николай Беляев и Ромашов (рентгеновский мутагенез), Гершензон (химический мутагенез). Кстати говоря, ученики Кольцова прошли школу порядочности у своего учителя. И в худые времена ни один не отрекся от своего учителя.
Колюша был молодым, самостоятельным ученым, к тому времени напечатал 5 работ, но имел семью, которую наукой не прокормишь. Возможно, так рассуждал Кольцов. Но Колюша ехать в Берлин отказывался, хоть и льстило, что немцы просят их научить. У него и здесь полно работ. Кольцов настоял, уговорил, что там у него будет больше времени заниматься наукой. Тем более, что немецкий Колюша знал.
Денег у немцев ни на дорогу, ни на одежду горделиво не взял. Н. К. Кольцов написал рекомендательное письмо, что Тимофеев-Ресовский - его ученик, обучен. Никаких дипломов, мандатов. В 1925 году семья двинулась в Берлин, вернее в Бух, пригород столицы, где был Институт мозга. Здесь Тим (так теперь его кратко величали друзья и близкие) работал научным сотрудником и заведующим лабораторией с 1925 по 1936 год, а далее, по 1945 год - директором отдела генетики и биофизики.
Здесь Тим затеял сборища по типу Дрозсоора, но собирались на квартирах у русских ученых, немцы к себе не звали. Сложились друзья, в том числе и немецкие.
В Бухе появилось время - время, которое можно использовать на науку без ограничения. Он заканчивает работу по феногенетике - действие генов и их совокупности в ходе развития особей. Затем еще две работы в 1927 году по популяционной генетике, где обосновывает идеи С. С. Четверикова. Колюша наловил несколько сотен мух, получил потомство и обнаружил двадцать пять разных мутаций - значит действительно популяции в природе насыщены мутациями, как говорил Четвериков. В 1927 году Тим печатает обобщение и доказательства в «Генетическом анализе природных популяций дрозофилы».
Селекция, многие ученые стали изучать явление на других объектах, а Тим уже занялся другим - появляются ли у мутантов нормальные признаки? Ведь думали, что мутации разрушают ген. Ан нет, появились, значит ген изменяется, но не исчезает. Параллельно он изучает влияние отбора и внешних условий на проявление мутаций. Это опыты, наблюдения на тысячах, десятках тысяч мушек. Помогала, работала вместе и Лелька. Семь лет шли исследования. В августе 1932 года он едет на Vl Международный конгресс генетиков в Корнельском университете в штате Нью-Йорк и делает сообщение «Генные мутации различных направлений», а летом в 1934 году пишет большую статью об обратимости генных мутаций. Потом урезает ее до совсем малой.
*21) «Однажды он услышал от Нильса Бора и усвоил на всю жизнь: если человек не понимает проблемы, он пишет много формул, а когда поймет, в чем дело, их остается в лучшем случае две». (21-1 стр. 29)* Как не вспомнить историческую работу Менделя - ведь 40 страниц!
Параллельно Тим занимается и радиационной генетикой. В 1935 году в «Известиях Геттингенского научного общества» опубликована монография «О природе генных мутаций и структуре гена». Работа совместная со знаменитыми впоследствии физиками М. Дельбрюком и К. Г. Циммером. Н. К. Кольцов выдвигал идею «наследственных молекул»; как признали, переходят к потомкам? Через клетки. Но они малы. Значит, в клетке должны быть наследственные молекулы, но ведь клетка ужасно мала, а молекул должно быть много.
Позже пришло прозрение: *22) «Мы с Максом Дельбрюком, потом и Полем Дираком увидели, что повсюду, где какие-то элементарные существа размножаются.., - всюду имеется удвоение молекул, репликация... Некое элементарное существо строит себе подобное и отталкивает его от себя, давая начало новому». (22-1 стр. 30)* Эта догадка - за 20 лет до открытия структуры ДНК, а затем уже и ее самоудвоения.
Но он опять повернул в сторону - занялся эволюцией на примере чаек и дубровника. Ставит опыты по жизнеспособности мутаций. Определяет минимум и максимум популяции. В какой-то год численность популяции (гнуса, например, а то дубового шелкопряда) вдруг резко увеличивается - и тогда за короткий срок в популяции происходит эволюция, которая в иных условиях длилась бы миллионы лет. Он обосновывает значение волн жизни (так называются эти явления) для эволюции. В 1938 году на годичном собрании генетического общества делает доклад «Генетика и эволюция с точки зрения зоологии». Сенсация! В 1940 году пишет свою, третью главу в книге Д. Хаксли «Hовая систематика». Инициатор книги Хаксли предложил крупнейшим биологам написать по главе. Н. И. Вавилов писал заключительную. Ученые мира признали наших ученых крупнейшими биологами.
Тим активно общается с учеными всего мира. Бывает на боровских коллоквиумах в Копенгагене. Родилась мысль: создать свой «собственный международный треп» из физиков и биологов. Денег добились у Рокфеллеровского фонда. 14 человек - все - знаменитости. Генетик Дельбрюк, цитолог Касперсон, биологи Бауэр, Штуббе, Эфрусси, Дарлингтон; физики Гейзенберг, Йордан, Дирак, Бернал, Ли, Ож, Иеррен, Астон. Собирались на шикарном курорте в межсезонье, когда все дешево. Тим рассказывал о русских ученых, их работах. Новые идеи в русской школе генетиков становились достоянием мировой науки. Он был как бы пропагандистом, послом русских биологов за границей.
Со своими отечественными коллегами поддерживал связь через письма, общих знакомых, встречи, поэтому находился в курсе исследований в России. Институт в Бухе считался германо-советским научным учреждением, и сюда откомандировали С. Р. Царапкина с семьей, еще один биолог из Советского Союза, здесь жили Блинов, Слепков, Кудрявцев.
Тимофеевы получили более просторную квартиру, обстановка была без шика, а просто удобной, но здесь было много гостей, поскольку лучшего места обучения трудно было найти.
Здесь в Бухе родился еще сын, Андрей, именно он и поведал о жизни семьи в те годы.
Через Берлин и тимофеевскую квартиру в Бухе лежал и путь Н. И. Вавилова. Они подружились еще в Москве, и Зубр благоговел перед ученым мирового масштаба. У них было много общего - крепчайшее здоровье русских богатырей, высочайшая работоспособность, мизерный сон и - общие интересы - молодая наука генетика, любовь к живописи. Вавилов посетил все крупные музеи Европы - и они с Зубром спорили с пристрастием о художниках. А еще Зубр помогал Вавилову править свои доклады на немецком языке, когда тот готовился к выступлениям. И Зубр дает точнейшую характеристику Н. И. Вавилову, которая потому-то и перепечатывается от источника к источнику:
*23) «...Не тонуть в многообразии - вот его редкий дар... На многих миллионах экземпляров культурных растений - миллионах! - увидеть закономерность...» (23-1 стр. 37)*
За восемнадцать лет в Бухе Зубр познакомился с крупнейшими учеными мира, вернее сказать, они тоже стремились познакомиться с русским командированным ученым, который был столь авторитетен и знаменит. Поэтому Зубр многих знал лично и, читая лекции, отвлекался, рассказывая то об одном, то о другом ученом как о человеке. Так сохранилась его лекция о Н. И. Вавилове, записанная на пленке кем-то из слушателей. Сам Зубр лекций с бумаги не выдавал, он готовил их в уме. Не сохранилось лекций о Владимире Ивановиче Вернадском, но сохранились рассказы современников о том, как Зубр с благоговением говорил о великом уме ученого и его исключительной порядочности.
*24) « - ...вселенский масштаб мышления, космический человек.
- ...Был ученым высшего типа, не лез в академики, в начальники...» (24-1 стр.40)* Зубр остается верен себе - теоретические положения учения Вернадского он подтверждает и развивает экспериментально. Вернадский говорит о биогенной миграции атомов - Тимофеев-Ресовский изучает миграцию с помощью меченых атомов. Он бачки заполняет ящиками с землей и с одной стороны пускает раствор разных изотопов, а с другой - можно мерить выходящий раствор на содержание оставшихся радиоизотопов. В дощатых ящиках высевали растения и смотрели обмен изотопами между растениями и почвой. Он доказывал блестящие идеи Вернадского и не знал тогда, что закладывает основы радиационной защиты - актуальнейшей проблемы второй половины ХХ века. Но тогда они имели чисто научный интерес, ведь атомная бомба еще не была создана. Удивительно, как, переплетаясь и взаимодействуя, эти линии шли рядом. С 1933 года Зубр постоянно приглашается на боровские семинары (к Нильсу Бору в Копенгаген приезжают только ученые высокого уровня), он работает в содружестве с физиками, но одни так и продолжали расчеты и исследования и пришли-таки к созданию атомной бомбы, а другие «откололись» и стали заниматься с Зубром изучением влияния радиации на живые организмы и - создали теорию биологической защиты от радиации, от атомной бомбы.
Работалось Зубру хорошо, но недолго. С 1929 года из Советского Союза шли неприятные новости. Разгромлена лаборатория С. С. Четверикова, он выслан в Свердловск, обвиняли в создании особой организации Дрозсоор. Начались нападки на Н. К. Кольцова, потом его заставили уйти из университета, институт Кольцова разгромили. В газетах печатались сообщения, что крупнейшие биологи - враги народа. Разгромлена лаборатория Карпеченко, выслали Левитского, Максимова, Попова, Кулешова. Исчезли Б. А. Паншин, Н. К. Беляев, арестовали профессора Райнова. Зубр ничего не мог понять. Как бредовые идеи Трофима Лысенко и его идеолога И. Презента могли быть приняты за реалии на его родине? Как могла власть позволить лженауке громить передовую в мире школу русских биологов?
Зубр рвался в Россию. Прервались контакты с отечественными учеными - и он от этого страдал. Ждал Вавилова на генетическом конгрессе, но того не пустили. Пишет Кольцову с оказией - в какой институт в Россию ему лучше вернуться для работы? - а учитель настойчиво твердит, что у Зубра заграничная научная командировка без оговоренного срока, вот пусть сидит там и работает. Друзья в России понимали, что Зубр имеет шанс выжить, и просили его использовать возможность, которой у них не было. В 1937 году вернулся из Союза американец Герман Меллер, впоследствии нобелевский лауреат за получение мутаций рентгеновскими лучами. Меллер привез страшные вести - расстрелян брат Зубра, что работал у С. М. Кирова, расстрелян Василий Слепков, что был в командировке, как и он в Бухе, погибли академики Н. П. Горбунов, Т. А. Надсон, арестован Н. И. Вавилов. Возможно, тогда он понял, как прав был Н. К. Кольцов, отговаривая его от возвращения домой - Зубр бы не уцелел.
Положение в Германии становилось также все сложнее - с 1933 года к власти пришел Гитлер. Появились всякого рода запреты, гонения на евреев. После олимпиады 1936 года в Германии все стало жестче, нагляднее, бесчеловечнее. Но он чувствовал себя под защитой советского паспорта - у нашей страны в то время были дружеские отношения с Германией. Но в 1937 году его официально пригласили в советское посольство и официально, требовательно объявили, что ему надлежит срочно вернуться на родину. Причин не объяснили, а лишь приняли грубый тон, который не принял Зубр, потому он, резко выразившись, ушел. Лелька его поддерживала, ведь понимала, что возвращаться сейчас - самоубийство.
Удивительно, что скандал остался без последствий. Возможно потому, что стал известен ответ Зубра официальным немецким властям на предложение принять немецкое подданство: *25) «Сударь, я родился русским и не вижу никаких средств изменить этот факт». (25-2 стр. 19)*
Сложнейшая политическая обстановка в мире. Тревожные вести отовсюду, но Зубр воспитан Кольцовым, повторявшим мензбировское: *26) «Единственно стоящая цель - служение науке...» (26-1 стр. 17)* Ученые мужи понимали, что служение науке не терпит распыления на политику. Если политика губит науку, тогда восставали. И гибли раньше времени Вавиловы, недодав науке.
Зубр умел увлекаться наукой, оставляя политику в стороне. Он осмысливает и вводит понятие микроэволюции - процесса, протекающего внутри вида и приводящего к появлению новых букв. Дарвин говорит об эволюции вообще, Зубр выделяет микроэволюцию как часть процесса. Дарвин выделяет наследственную изменчивость как начало эволюции, Зубр уточняет - мутации и есть элементарный эволюционный материал; фактором эволюции по Дарвину является естественный отбор, а Зубр дополняет - еще и волны жизни, изоляция. И эволюция начинается не с одной особи, как полагал Дарвин, а с популяции. Так у Зубра складывается СТЭ (естественная теория эволюции). Он представил течение процесса эволюции на новом научном уровне. Видимо, интуитивно он понял недостаток данных для анализа на работах с дрозофилой, потому и занялся изучением чаек и овсянок-дубровниц, ведь он же «мокрый» зоолог. Возможно, обобщение такого описательного материала и привело к пониманию микроэволюционного процесса. Причем на очень глубоком уровне. Ведь к этому времени Зубр уже познакомил ученый мир со своей теорией «мишени» - наследственная информация находится не во всей клетке, а в ядре, а значит это - мишень, на которую можно воздействовать дозами облучения и получать изменения наследственности. Это главная мысль «Зеленого памфлета», опубликованного в 1935 году в соавторстве с Циммером и Дельбрюком.
Особенностью Зубра было умение соединять. Он соединил теорию Дарвина и современную генетику и осмыслил отсюда основные положения СТЭ, соединил биологию и физику и - вычленил ген, сделал его рентгеновский снимок. Считают это главной работой Тимофеева-Ресовского, и именно по причине этого открытия его имя появляется в научной литературе.
К этому времени составлены хромосомные карты мушки дрозофилы, а также кукурузы. Генетические карты показывают последовательность расположения генов в хромосоме. Изменение гена - мутация. Число мутаций увеличивается в тысячи раз от воздействия рентгеновских лучей. Но что такое ген? Считали даже, что ген - это процесс. Но Зубр придерживался мнения, что ген - это тело, а значит должен иметь размер. А значит сколько мутаций, столько и генов. Вместе с Циммером они проводили ионизирующее облучение. Просматривали сотни тысяч мух под микроскопом. И доложили результат: в одной хромосоме содержится не менее десяти тысяч и не более сотни тысяч генов. А это значит, что ген - это образование не менее чем из десяти тысяч атомов. Его учитель Кольцов говорил о «наследственных молекулах»; Зубр доказал, что они есть, в 1936 году, вычислил их. И только в 1953 году Уилкинс, Уотсон и Крик составили модель ДНК, стало понятно, что ген - это участок этой громадной молекулы. Но в 1936 году открытие Зубра не стало сенсацией. Оценили только после книги Шредингера «Что такое жизнь с точки зрения физики», где автор сослался на работы Зубра. И теперь историки науки утверждают, что Резерфорд вычислил атомное ядро и заложил основы атомной физики, а Зубр вычислил ген и заложил основы молекулярной биологии. Основы, фундамент, то есть то, что позволяет другим, опираясь и отталкиваясь, идти дальше, внутрь науки.
Надо сказать, что Зубр всегда подчеркивал соавторство Карла Гюнтера Циммера, который умел создать необходимые установки для облучения разными видами лучей, даже создал методику измерения доз облучения, которая в ходу и сегодня.
Макс Дельбрюк был учеником Бора и внуком создателя органической химии, отсюда самоуверен до неприличия, что отличает молодых да еще потомков великих. Но Зубр быстро поставил его на место, тем более, что тот был хорошим физиком и интересовался природой гена.
Вот эта троица во главе с Зубром и доказала миру, что ген - это особый вид молекулы. Дело осталось за немногим - составить из известных уже атомов молекулу. Это удалось почти через 20 лет.
Реальность жизни ворвалась в научно ограниченный мир Зубра. Германия напала на Россию. Это было потрясение. В этом положении Зубр считал, что заниматься только наукой - преступление. И он решил воевать, помогая другим. В Бухе они оказались заложниками. Связь со всем миром оборвалась. Но их не трогали. Видимо, осознавали-таки ценность института и ученых для Великой Германии. Правда, они обязаны были являться в полицейский участок для отметки в определенном списке. В конце 1942 года начальник участка сказал Зубру, что коль пятнадцать лет знаем друг друга и жили в дружбе, то и незачем таскаться к ним в участок, галочки он и сам поставит. Более того, в годы войны на Зубра поступил донос, но дело прекратили, не поверили доносчику. Зубр был в безопасности, но не мог не вызволять тех, кому грозила опасность. Д. Гранин приводит цифру в сто человек, которым помог спастись Зубр, тогда еще Тим. Но эта цифра приблизительная, поскольку Зубр говорил о такой своей деятельности вскользь, не желая оправдаться, а очевидцы нашлись, но отыскать их пришлось с трудом. Они писали письма и рассказывали о тех временах с огромной благодарностью Зубру.
Вместе с помощниками, используя связи, Тим готовил документы и евреев переводил в полуевреев - и это спасло их жизни. Причем многих он пристраивал на работу в свою лабораторию, институт, а когда все было забито, с письмами-рекомендациями направлял в лаборатории к другим ученым, которым стоило доверять. Так же на статус беглых военнопленных «переводил» на статус рабочих, привезенных в Германию, и как необходимых рейху пристраивал на работу. Помогал беглым ученым, просто ученым, оказавшимся из-за войны в сложной ситуации. Причем помощь была интернациональной. Здесь были и китайцы, греки, и итальянцы, и французы, евреи, немцы, голландцы, но прежде всего русские, пусть даже потомки русских эмигрантов, за связь с которыми на родине ему бы не поздоровилось.
Зубр рисковал. Всем. Жизнью. Доносчик был прав. Но бездействовать сам не мог. Рисковать не разрешал старшему сыну, Фоме. Ему уже 18. Он - сын русского профессора, сам - студент-биолог Берлинского университета. Страшно влюблен в Россию с рассказов отца и его друзей, сам увезен был в двухлетнем возрасте в Германию. Тим запрещал Фоме заниматься политикой, доказывая, что и его путь - наука. Но Фома был уже воспитан истинным патриотом.
30 июня 1943 года Фому арестовали гестаповцы. Выдал его человек, который жил в доме у Тимофеевых, сын белоэмигранта. Фому предупредили, но он не стал спасаться. Знал, что тогда уничтожат его семью. В гестапо его пытали. Дело в том, что Фома работал в подпольной организации «Берлинский комитет ВКП(б)», куда входили только русские, большей частью из числа военнопленных. Комитет наладил разветвленную сеть своих членов в лагерях, на стройках и т. д. Наладили печатание листовок с правдивой информацией о положении на фронте (делали это даже на квартире Зубра, но когда родители отсутствовали), помогали пленным, устраивали побеги, занимались вредительством и саботажем, передачей ценной информации. Фома знал всех членов комитета и многих помощников на местах. Подпольщики удивлялись стойкости юноши - он выдержал пытки, не выдав товарищей. Погибло только 8 участников подполья. Остальные спаслись.
Спас Фома и свою семью. Он вообще оберегал близких, они догадывались, но не знали о деятельности Фомы. В гестапо Фома смог убедить всех, что семья в преступной деятельности не участвовала. Зубр после ареста сына просто пал духом, тогда проявилась сила Елены Александровны, она писала письма, просила, ходила по инстанциям. Фому приговорили к смертной казни, но хлопоты отца и матери привели к тому, что заменили пожизненной ссылкой в концлагерь. 10 августа 1944 года он был отправлен в концлагерь Маутхаузен. Больше никаких данных нет. По слухам Фома, погиб в этом лагере при восстании военнопленных, незадолго до вступления американских войск. Но в то время Тимофеевы не имели сведений о сыне и продолжали надеяться. Зубр даже стал ходить в церковь и верить во всех святых. Но после войны, когда надежда погасла, он жалел, что вместе с Фомой ушла из истории и фамилия Тимофеев-Ресовский. Андрей был уже просто Тимофеевым.
Несмотря на горе, НВ, так часто теперь его называли, продолжал быть ученым и прежде всего руководителем. Собирателем людей. Штат его полностью укомплектован за счет спасенных. Но жили уже голодно. Однако в Германии - порядок, и потому для дрозофил все также выдавали паек - патоку и шроты (кукурузную дербь). Ученые вынуждены были заставлять голодать дрозофил. Необходимы были кролики для опытов по радиации.
НВ решил подвергать животных слабой радиации, получались интересные результаты, но и таких кроликов можно было есть. Когда же паек ученым сократили существенно, НВ решил вообще не облучать кроликов, а дать возможность выжить людям. Устраивали пиршества из кроликов для всех или пекли пудинг из шротов и патоки.
Еще в 1935 году вместе с К. Г. Циммером Зубр установил интересное явление - даже незначительное воздействие, например солнечный свет, может вызвать изменения, на несколько порядков более значимые. Совместно с Р. Ромме в годы войны продолжили исследования и сформулировали «принцип усилителя» - один из важнейших и очень немногих общих принципов в биологии. Согласно ему, единичное изменение, например мутация, может изменить свойства целой особи. Статья «О принципе усилителя в биологии» вышла в 1944 году. Роберт Ромме, известный немецкий физик из петербургских немцев, работал в Кайзер-Вильгельм-Институте, в который входила и лаборатория Зубра. Вел антифашистскую деятельность, а в сорок пятом два месяца жил у Зубра. После войны он возглавил руководство высшими школами и научными учреждениями ГДР. Ромме объяснял, почему русские ученые жили в центре Германии и их не трогали. Во-первых, велика была слава Тима. Тогда не трогали и Макса Планка и Макса фон Лауэ, известных физиков, но и антифашистов. А во-вторых, высок был авторитет Кайзер-Вильгельм-Института. Это и было охранной грамотой Зубра от фашистов. Но и после трагедии с сыном НВ продолжал «воевать» по-своему, помогал, пристраивал, скрывал, то есть продолжал рисковать. И кто-то из спасенных им удивлялся: «У этого человека отсутствовал нерв страха».
Но пришла весна 1945 года. Буховские институты постепенно эвакуировались на Запад. Уехали физики, медики. Исчезли сотрудники. А Зубр медлил. Еще раньше ему приказывали подготовиться к эвакуации. Но он твердил, что нет специалистов демонтировать главную ценность - недостроенный генератор. И его лаборатория опоздала с эвакуацией. Бух опустел, а Зубр не двигался с места, поднимался на крышу и смотрел на восток. И в Бухе у Тимофеева стали собираться все, кому он когда-то помог.
Николаус Риль был из прибалтийских немцев. Он поддался иллюзии, что Германия великая страна и нужно сделать все для ее будущего. Но мог помочь и русским ученым, с 1939 года он снабжал Зубра радиоактивными веществами для его опытов. С 1942 года Риль стал собирать все запасы тория на всех оккупированных немцами территориях. К этому времени было произведено и семь с половиной тонн урана. Это была прекрасная база для создания атомной бомбы. Эти работы были завершены, и хотя Зубр общался с атомщиками накоротке, даже он не догадывался, что группа Гейзенберга работает над атомной бомбой. Когда немцы поняли, что заводы и почти собранный реактор достанутся русским, - все разбомбили. И Риль, едва спасшийся, пришел в Бух. К Зубру. Здесь его эсэсовцы не нашли. Через тайные связи к Зубру пришло сообщение, что его ждут в Штатах. Там уже работали его друзья Дельбрюк, Гамов, Морган. Получил бы лабораторию, убежище от войны. Не ответил. Он в это время не справился с собой - много пил. Ромме отвлек его работой над принципом усилителя.
Второй раз явился явный представитель американцев с подобным предложением спастись, ведь в Союзе уничтожен Вавилов, а уже его-то за сотрудничество с немцами - тем более. Зубр его выпроводил.
И вот шум, канонада. Приближалась линия фронта. Шли русские танки. Ночью все собрались в подвале дома Тимофеевых: Н. Риль, Р. Ромме, оба брата Перу (французы), Канелисс (грек), немцы Циммеры, Эрленбахи, семья Царапкиных и другие русские. Утром вышли, увидели русских солдат, стали махать белой тряпкой, мол здесь свои, русские. Не поверили. Зашли в дом Тимофеевых, а здесь тоже все по-русски говорят. НВ стал объяснять. Надо понять удивление русских бойцов увидеть в пригороде Берлина, столицы рейха, русских ученых, да еще и вполне живых и здоровых.
Через несколько дней группу русских ученых во главе с Зубром арестовали. Одиннадцать дней шли допросы, выяснение личностей. Удачей было то, что в Бух заехал Авраамий Павлович Завенягин, заместитель наркома внутренних дел, знаменитый строитель Магнитки и Норильского комбината. Он интересовался проектами немецких физиков. Особенно радиационной защитой, ведь наши готовили атомную бомбу. Поговорил Завенягин с Зубром, понял значимость его для науки, тем более, что НВ не сбежал вслед за немцами, а сохранил и лабораторию и специалистов. Зубра назначил директором института и уехал в Москву. Зубр быстренько стал ограждать оставшееся от расхищения. Обновил вывеску: Советско-Германский институт; повесил плакаты на русском, что ничего нельзя трогать, ломать и т. д. Но не понравилось его рвение сохранить немецкое, написали бумагу в особое ведомство - и Зубра арестовали. 4 июля 1946 года приговором Военной Коллегии Верховного суда СССР Тимофеев-Ресовский был признан виновным в том, что, получив в 1937 году предложение вернуться, отказался и остался работать и проживать в фашистской Германии. Таким образом, он обвинялся как невозвращенец и пособник фашистов. Реабилитирован он был только в 1992 году, от есть через одиннадцать лет после смерти. До конца жизни он нес на плечах тяжесть этого приговора.
Попал в лагерь под Караганду. С голодухи, от страшного авитаминоза развилась пеллагра, такая каверзная болезнь, когда никакая пища уже не усваивалась. Соседи возились с ним, не бросали потому, что он пел. Только на это у него хватало сил.
Завенягин стал разыскивать Зубра и не нашел его в Бухе. Поднял на ноги все учреждения - еле отыскал уже умирающего. Забегали начальники, подключили медиков. Но состояние Зубра было уже критическим. Да пока на санях до станции, поездом через всю страну в Москву, потом в больницу МВД, где его вывели из состояния смертельного беспамятства. Лечащий врач дневал-ночевал на койке рядом, пища разнообразная, даже всякие деликатесы, несмотря на послевоенное время. Через месяц он только заговорил. Набирался сил, стал снова петь, но резко ухудшилось зрение. Произошло чудо выздоровления.
Завенягин видимо понимал, что Зубра нужно укрыть от недоброжелателей и сохранить ради науки. Зубра отправляют работать на Урал в «почтовый ящик», где велись закрытые работы по радиобиологии и биологической защите. Зубр возглавил биофизический отдел из нескольких лабораторий. Но вначале был слаб настолько, что самостоятельно передвигаться не мог. Ему дали должность, оговорили объем работы, была цель. Нужны были специалисты. Он предложил пригласить всех тех, с кем работал в Германии. Они приехали, получили хорошие оклады, квартиры. И тут Зубр узнал, что полтора года, не имея от него вестей, верная его жена Лелька с Андреем продолжали оставаться в Бухе, поскольку именно здесь он и мог их найти. Елену Александровну пригласили на должность научного сотрудника, а Андрей, что учился на физмате Берлинского университета - стал студентом Свердловского университета. Так семья воссоединилась после войны. А ученые начали исследования. Им не мешали. Особенно благодаря начальнику Александру Константиновичу Уральцу. Уралец не был биологом, ученым, а потому попросил Зубра немного его пообразовывать. Относился Зубр к этому серьезно, да и Уралец оказался усердным. Так он в основном разобрался в сути генетики, радиобиологии. А уж в глупостях лысенковщины он разобрался сам. Имел же он ко всему личное мужество. Так, в 1948 году были запрещены работы на дрозофиле в Союзе, а Уралец только предупредил, чтобы в отчетах этот объект не фиксировал, то есть на бумаге, а на деле - работы продолжались. А до этого Зубр командировал в Москву в генетическую лабораторию Академии наук представителя, дабы привезти по списку, составленному Зубром, культуры дрозофил. Так ученые Москвы поняли, кто сидит на Урале, чем занимается, тем более, что его почерк узнали. На Урале, в подполье, жила советская генетика.
Но опубликовать ничего было нельзя. Раньше американцев изучили способ удаления радиоизотопов с помощью комплексонов, особых веществ, которые связывали радиоизотопы и выводили из организма человека. Занимались биологической очисткой вод от радиоизотопов.
К. Циммер организовал великолепную физическую лабораторию, удалось наладить сравнительную дозиметрию ионизирующих облучений и тогда уже продолжили радиационно-генетические опыты с дрозофилой, с бактериями, на дрожжах, на растениях. Изучили, как зависит смертность организмов от различных доз облучения. Елена Александровна определила коэффициент накопления разных видов изотопов у пресноводных растений и животных, обследовала семьдесят пять видов.
Занимались новым делом, мало изученным, а потому опасным. Понимали, но рисковали, работали и облучались. Они шли первыми, чтобы для других обезопасить работы, всю технологию.
Восемь лет работы. Ценность исследований до конца оценили лишь после чернобыльской трагедии. К сожалению, многие рекомендации Зубра не учли и к катастрофе были не готовы.
В 1955 году Тимофеевы-Ресовские были переведены в Свердловск в Институт биологии Уральского филиала АН СССР. Проживать в Москве, Ленинграде, Киеве им не разрешалось. В Ильменском заповеднике на берегу озера Большое Muaccobo была организована биостанция. Центром ее был Зубр, он организовал здесь семинары.
Приезжали на практику из Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Киева. Здесь - оплот генетики, кибернетики - Запрещенных тогда наук. И студенты, изуродованные лысенковщиной, впитывали генетические истины.
Семинары стали популярны. Сюда собиралось до 100 человек. Необычно демократичная форма занятий, лекции Зубра, обсуждение («оры») важнейших проблем - все это притягивало, манило студентов в Muaccobo, а потом они говорили, что это было как лицей. У Зубра налаживались научные связи с советскими учеными.
В 1955 году Игорь Евгеньевич Тамм предложил Зубру выступить в Москве в Институте физических проблем у П. Л. Капицы с докладом. Тамм решил доложить о только что открытой структуре ДНК, а Тимофеев-Ресовский - о радиационной генетике и механизме мутаций. За три дня до заседания Капице позвонили и начальственно попросили снять генетические доклады. Через день звонок повторился, утверждая, что этого требует Н. С. Хрущев (тогда глава государства). Капица звонит самому Хрущеву. Это риск. Физики в то время были независимы, ценились крайне высоко, потому их не трогали и считались. Но ведь всему есть предел. Хрущев никакого запрета не накладывал. Обошлось.
И 8 февраля 1956 года в девятнадцать часов в зале института началось триста четвертое заседание. Ажиотаж был огромный. От академиков до студентов. Легенды о Тимофееве-Ресовском, да еще доклад о запрещенной генетике, это интересовало. Тем более, что два ученых раскрыли идеи, находки современной генетики, запретного плода науки. Это было началом нормального развития биологии и возрождением генетической школы в нашей стране.
Физики помогли биологам выйти из подполья. Но лысенковцы этого простить не могли. Началась травля, расправа над Зубром. Тут-то выяснилось, что у Зубра нет ни гимназического, ни университетского диплома. Работал в Германии во время войны. Был в лагере. И поползли слухи. Что запятнал свое имя ученого опытами над людьми, военнопленными. Буквально год назад (2001 г.) один ученый муж доносил до зрителей эту мысль с экранов телевизора безапелляционно и уверенно.
Да и в лагерь просто так не попадают. Значит, в чем-то виноват, что-то эдакое совершил.
Зубр не хотел оправдываться. Его совесть была чиста, находить оправдания - это сродни унижению. И он молчал, но не хотел подличать, пресмыкаясь перед лженаукой. А травля, видимо, велась широким фронтом, если и в новом веке есть ученые, которые впитали обвинение Зубра.
В 1961 году в Обнинске открылся Институт медицинской радиоэкологии АМН СССР, здесь через два года Зубр создал лабораторию радиационной генетики. Сюда, вслед за Зубром, перебрались его свердловские коллеги. Но в 1968 году, после событий в Чехословакии, Зубра отправили на пенсию, а научные направления его работы - радиационная генетика и радиобиология клетки - были закрыты. Это вызвало протест ученых мира.
Директор Института медико-биологических проблем в Москве академик О. Г. Газенко пригласил Зубра в свой институт в качестве научного консультанта. Занимался вопросами космической медицины и наладил генетические исследования. Газенко относился к Зубру с почтением и заботливо, позволил реализовать себя в науке до последних дней жизни.
В 1962 году Николай Владимирович защитил докторскую диссертацию по радиобиологии. Но утвердили в звании только в 1964 году. Обидно. Но он умел не озлобляться, а оставаться самим собой.
В шестидесятые годы Зубр еще раз ярко проявил свой дар обобщения и выделил четыре уровня организации живой природы:

1) молекулярно-генетический (генотипический) - внутриклеточные управляющие системы, передающие последовательность и ее изменения;
2) онтогенетический, определяющий развитие особи во времени и пространстве;
3) популяционный (эволюционный) - изменение форм организмов, ведущее к видообразованию и эволюционному прогрессу;
4) биогеоценотический (биосферный, биохорологический), включающий сообщества разных видов, биогеохимическую деятельность в атмосфере. (27-2 стр. 22)*

Теперь во всех учебниках биологии мы видим интерпретацию данной классификации, по сути мало отличающейся от тимофеевской.
В 1973 году он вводит термин «фенетика» как раздел биологии, изучающий появление и распределение фенов (признаков).
Работая на Урале, Зубр не мог не заметить, как природа страдает от человека. И он ставит глобальную проблему «Биосфера и человек». Он - ученик Вернадского, поэтому мыслит не одним Уралом, а как эти проблемы отразятся на всей биосфере. Живые организмы дольше века приспосабливались к жизни друг с другом, в определенной среде. Человек нарушает их взаимоотношения, изменяет среду. Как долго может сохраняться равновесие в природе, несмотря на деятельность человека? «Болезни» биосферы вызывают и «болезни» человечества (войны, СПИД, рост наследственных заболеваний и т. д.).
Зубр обладал даром выбирать главное; тогда, в семидесятые годы, он увидел проблему «Биосфера и человек» еще до появления работ Римского клуба.
А на родине его призывы к охране природы, охране биоценозов вызывали удивление и насмешки. Он тоже удивлялся, как объективизм, независимость науки подменялись угодливостью власти. Ученые заболели непорядочностью, вирус лысенковщины живет.
28 февраля 1980 года на заседании Московского отделения ВОГиС имени Н. И. Вавилова Зубр выступал в последний раз, рассказывая о новом взгляде на проблему эволюции. Это оказалось научным завещанием.
В сентябре 1981 года он собрал друзей. Он ложился в больницу. Понимали, что он прощается с ними. Каждому он что-то советовал, без назидания. Ему шел восемьдесят второй год...
Похоронили его вместе с женой в городе Обнинске.
...Кафедра биофизики физфака МГУ праздновала юбилей - двадцать пять лет существования. Собрались в свою «альма матер» биофизики всех возрастов. Портреты корифеев биофизики, самый большой - Зубра, причем в неофициальном виде - сидящий на лестнице, завернутый в одеяло. Свобода поведения как раскрепощенность души, свободомыслие как стержень характера. Здесь не было официальщины, здесь царила атмосфера Зубра, которой многие заразились в Muaccobe. И повторяли заповеди Зубра. Одна - хорошие люди должны размножаться, вторая - наше поколение должно все лучшее передавать следующему, а там как выйдет.
Жизнь все ставит на свои места. Послесмертная слава Николая Владимировича на своей родине удивительна ярка. В огромной практической ценности его работ сегодня. В благодарности его памяти друзей и учеников. В позоре его врагов.

Список литературы

1) Гранин Д. Зубр// Роман-газета. - 1988. - № 21. - 112 с.
2) Чесноков В. С. Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. К 100-летию со дня рождения// Биология в школе. - 2000. - № 6. - С. 18-23.
3) Донецкая Э. Г. Общая биология: Тетрадь с печатной основой для учащихся 10 кл. - Саратов: Лицей, 1977. - С. 17-19.
4) Общая биология: Учебник для 10-11 классов школ с углубленным изучением биологии/ Под ред. проф. А. О. Рувинского. - М.: Просвещение, 1993. - 544 с.
5) Полынин В. Тайна академика Вавилова. Полемические заметки по поводу юбилея// Комсомольская правда. - 1987. - 22 ноября. - С. 4.
6) Попунов А. Ф. Биология ХХ века в зеркале Нобелевских премий// Биология в школе. - 2000. - № 6. - С. 3-7.